Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но он не сделал ничего, а на меня надели кандалы, и я стал дожидаться отправки и своей горькой участи.
Но тут вдруг наступил переворот. Наступила наша февральская революция.
Я вдруг слышу — ломают цепи и все кричат. Нас выпустили во двор. И все кричали и бросали цепи на забор.
И тогда я взял топор, разрубил к черту свои кандалы и тоже повесил их на забор.
И тогда пришел какой-то человек в форме и сказал:
— Что вы делаете? Почему вы тут сидите? Даже кто сидел в городской тюрьме двадцать лет — и то все уже ушли. И ничего не дожидаются вроде вас.
И мы хотели уйти, вдруг приехал председатель исполкома и сказал:
— Подождите. Я отправил телеграмму Керенскому. И он завтра даст ответ, что с вами делать.
Тогда мы устроили митинг. И мы дали Временному правительству обещание не заниматься больше этими делами.
И тут, как нарочно, снова приезжает председатель исполкома и говорит:
— Вот телеграмма от Керенского. Можете уходить. А я в вас уверен.
И мы ему сказали: постараемся[98].
А когда я пришел домой, то вы можете себе представить, сколько было радости. Моя мама упала в обморок от счастья, и я боялся, что она умрет. А Мария и все друзья собрались, как на свадьбу. Были нежные речи. На столе стоял самовар. И мы все сидели и удивлялись превратностям жизни.
Все по-старому
Нет, революция не произвела на меня впечатления. И я к своему делу не остыл.
Да, конечно, я дал Временному правительству обещание не возвращаться к старому, но что ж из того. Мне надо было самому о себе заботиться. И я снова стал продавать камни за бриллианты и медь за золото.
Я стал большим мастером в этом деле и сам удивлялся, как это случилось и как чисто я веду свою работу.
Я стал иметь большие деньги, стал поигрывать в картишки и так далее, стал выпивать и не чуждаться никаких удовольствий. А моя жена Мария была все равно, как пьяная, — так она меня любила, и так она не замечала ничего.
А у нас в это время были в Грузии меньшевики[99].
Жена моя чудесно одевалась, и мы жили на Армянском базаре. А в нее влюбился один национальный гвардеец Вассо.
Он ей сказал:
— Знаешь, я решил твоего афериста убить во что бы то ни стало. И тогда ты непременно будешь моей. Я положил конец твоей старой жизни...
И вот я сижу как-то в ресторане, и вдруг прибегает Мария. И я вижу — она до крайности встревожена. Она взволнована и боится и так мне отвечает:
— Пойдем скорее, душка. Вассо сегодня хочет тебя непременно убить. Он тебя ищет. Он мне поклялся тебя застрелить.
Я говорю:
— Иди домой, а я вслед за тобою приду.
И вдруг входит Вассо. У него тут винтовка, тут маузер и тут холодное оружие. И он лицо имеет такое неприятное, что я содрогаюсь от своей участи.
Он садится напротив меня. Он кладет маузер на стол. И вешает винтовку на спинку стула. И он так мне говорит:
— А вчера мы до черта расстреливали вашего брата.
А тогда мне случилось все равно. Я был подвыпивши. Я был немного под мухой. Меня вдруг оскорбили его слова. Я ударяю кулаком по столу и ему отвечаю:
— Вы, черти, палачи — вот кто вы есть такие. Вы любите людей убивать. Вы есть гады своей страны и своего времени.
Вот он страшно закричал, схватил свой маузер и выстрелил в меня, но я вдруг вскочил на окно и прыгнул вниз.
И вот я прибежал домой.
Мы взяли поскорее с Марией кое-что и шли две станции пешком. Потом мы взяли билеты и поехали в Батум.
А Вассо, как я узнал после, прибежал на вокзал и там стрелял в мирных жителей.
А в Батуме у нас была большая работа. Там у меня были подкуплены агенты Уголовного розыска — некто Риза и армянин Самсон — и также еще один грек и кроме того начальник Уголовного розыска Тоненберг. А также я был в контакте с начальником милиции и делился с ним деньгами. И еще платил кое-что участковым приставам.
Я безнаказанно делал преступления, всем им хорошо платил и никогда не сидел, и они передо мной заискивали.
А жил я тогда у своего маленького брата, и там же была крошечная сестра, которая сейчас врач. Она сейчас доктор медицины. Я жил тогда очень хорошо. Вся комната у меня была в коврах и стояли цветы, и лучшая еда у меня не сходила со стола.
И чего, чего у меня тогда ни было! Одним словом, жил я тогда по-барски.
Поездка за границу
А в это время англичане решили передать Батум грузинам.
А мне знакомые сказали, что Вассо меня ищет, он разгромил к черту всю мою квартиру в Тифлисе и сейчас хочет приехать в Батум, чтобы со мной рассчитаться.
Вот тогда я пришел в английское управление к оккупационному командованию, взял паспорт для себя и для Марии, и вскоре мы отбыли в Турцию, в Константинополь.
Но там у нас, за границей, дела пошли сложней. Денег у меня не было, только были ковры. И в смысле заработков произошла заминка. Надо было приглядеться к новым людям, и что они хотят, и что им нужно, и тогда уже действовать.
А вот моя жена Мария была магазинная воровка, и в это время она меня сильно выручила своим международным делом.
Она ходила по магазинам и воровала материи. Она чудно одевалась, была очень красивая собой, и ей никто не решался ничего сказать, даже если видели что-нибудь похожее. Она была удивительно красивая — трудно даже описать — что ротик, что глазки, что ножки.
На нее турки глядели и говорили: «О!»
Но вскоре приехали в Константинополь наши ребята из Тифлиса и Кутаиса. И тогда мы решили снова продавать камни за бриллианты.
Я сказал:
— Они подумают, что мы награбили в России, и нам все поверят.
И вот мы стали снова прилично зарабатывать.
И я снова стал заниматься алкоголем, стал посещать шантаны, играть в карты и трепаться с шансонетками. Меня увлекала заграничная жизнь, которой я раньше не видел. А Мария плакала от этих дел и сказала, что она от меня уйдет,