Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь Робин знала, что ее ждет, но ничего не сказала.
— В 1985 году я с мамой и Люси полгода жил в общине Эйлмертон. Не скажу, что люди меня помнят, я был еще ребенком, но моя мама была небольшой знаменитостью. Ну, во всяком случае, о ней писали в газетах.
Несколько секунд Робин размышляла, что лучше сказать, и остановилась на честности.
— Вообще-то Шейла Кеннетт помнила тебя и твою маму. Я не хотела ничего говорить, — добавила она, — пока ты сам мне не расскажешь.
— А, — сказал Страйк. — Хорошо.
Они посмотрели друг на друга.
— Ужасное место, — прямо сказал Страйк, — но со мной там ничего не случилось.
Он невольно сделал небольшое ударение на словах “со мной”.
— У меня есть еще одна причина, чтобы рассказать тебе об этом, — сказал Страйк. — Эта женщина Мазу. Не доверяй ей.
— Я не буду, она звучит очень…
— Нет, я имею в виду, что не надо думать, что здесь есть какое-то чувство… — Он подыскивал подходящее слово, — ну, знаешь, сестринства. Не тогда, когда речь идет о духовной связи. Если она захочет отвести тебя к какому-нибудь парню…
Раздался стук в дверь.
— Что? — воскликнул Страйк с нетерпением.
Появилось обезьянье лицо Пат, она нахмурилась и сказала Страйку своим глубоким, скрипучим голосом,
— Звонит женщина, хочет с вами поговорить. Имя Нив Доэрти.
— Соединяй, — сразу же сказал Страйк.
Он пересел на свою сторону стола, и через несколько секунд зазвонил телефон.
— Корморан Страйк.
— Здравствуйте, — произнес неуверенный женский голос. — Меня зовут Нив Доэрти. Вы оставили сообщение моему мужу, спрашивая, не отвечу ли я на несколько вопросов о Всеобщей Гуманитарной Церкви?
— Да, — сказал Страйк. — Большое спасибо, что перезвонили мне.
— Все в порядке. Могу я спросить, почему вы хотите поговорить со мной?
— Да, конечно, — сказал Страйк, не сводя глаз с Робин. — Мое агентство нанято для расследования заявлений о церквях, сделанных бывшим членом. Нам нужно подтверждение, если мы сможем его получить.
— Ох — сказал Нив. — Хорошо.
— Это будет разговор без протокола, — заверил ее Страйк. — Просто для истории. Насколько я понимаю, вы были довольно молоды, когда оказались там?
— Да, я была там с восьми до одиннадцати лет.
Возникла пауза.
— Вы не пробовали обратиться к моему отцу? — спросила Нив.
— Да, — сказал Страйк, — но он отказался говорить.
— Он бы… Я понимаю, если вы не можете сказать, но почему вы пытаетесь подтвердить эти заявления? Вы работаете в газете или…?
— Нет, не в газете. У нашего клиента есть родственник в церкви.
— О, — сказала Нив, — понятно.
Страйк подождал.
— Хорошо, — наконец сказала Нив, — я не против поговорить с вами. Вообще-то, если бы вы смогли завтра или в пятницу…
— Завтра будет без проблем, — сказал Страйк, у которого были свои причины отдать предпочтение четвергу.
— Спасибо, это было бы здорово, потому что я не работаю — мы только что переехали. И, может быть, это немного нагло, но не могли бы вы приехать ко мне? Я недалеко от Лондона. Чалфонт-Сент-Джайлс.
— Нет проблем, — сказал Страйк, доставая ручку, чтобы записать ее адрес.
Повесив трубку, Страйк повернулся к Робин.
— Хочешь завтра поехать со мной в Чалфонт-Сент-Джайлс?
— Она согласилась поговорить?
— Ага. Было бы хорошо, если бы ты послушала, что она скажет, прежде чем вступить.
— Определенно, — сказала Робин, поднимаясь на ноги. — Не возражаешь, если я пойду домой? Мне нужно уладить несколько дел, прежде чем я отправлюсь на ферму Чепмена.
— Да, без проблем.
Когда Робин ушла, Страйк сел за компьютер, настроение у него было гораздо лучше, чем после пробуждения. Он только что сорвал возможность того, что Робин проведет с Райаном Мерфи весь свой последний свободный день перед работой под прикрытием. Если его действия и напоминали, хоть и слабо, махинации Шарлотты Росс в отношении себя, то совесть его оставалась на удивление спокойной, пока он искал в гугле приятные места для обеда в Чалфонт-Сент-Джайлсе.
Глава 21
Опасность неба заключается в том, что на него нельзя подняться. Последствия времени опасности поистине велики.
И-Цзин или Книга Перемен
Утром следующего дня Страйк и Робин въехали в прелестную сонную английскую деревушку, расположенную в часе езды от Лондона. Когда они проезжали мимо фахверковых зданий, возвышающихся над деревенской площадью, Страйк, принявший предложение Робин сесть за руль его БМВ, посмотрел на каменно-серую нормандскую башню приходской церкви и заметил табличку, сообщающую, что они находятся в самой сохранившейся деревне Бакингемшира.
— Все это обойдется недешево, — прокомментировал он, когда они свернули с Хай-стрит на Боустридж-лейн.
— Мы приехали, — сказала Робин, остановившись возле квадратного, отдельно стоящего дома из темного кирпича. — Мы приехали на десять минут раньше, нам подождать или…?
— Подождать, — сказал Страйк, которому не хотелось торопиться с интервью. Чем дольше оно длилось, тем больше вероятность того, что Робин захочет перекусить перед возвращением в Лондон. — Ты все собрала и готова к завтрашнему дню?
— Я положила свою непромокаемую куртку и нижнее белье в дорожную сумку, если это можно назвать сборами, — сказала Робин.
Она не сказала Страйку, что вчера впервые осознала, что не сможет взять с собой на ферму Чепмена противозачаточные таблетки. Проверив мелкий шрифт на брошюре, которую ей дали, она обнаружила, что они входят в список запрещенных препаратов. Она также не собиралась рассказывать Страйку, что накануне вечером между ней и Мерфи произошло нечто близкое к ссоре, когда Мерфи объявил, что в качестве сюрприза взял выходной, чтобы провести его с ней, а она сказала ему, что едет в Букингемшир со Страйком.
Зазвонил мобильный телефон Страйка. Идентификатор абонента был скрыт.
— Страйк.
— Привет, — сказал женский голос. — Это Эбигейл Гловер.
Страйк сказал Робин “дочь Джонатана Уэйса” и переключил свой мобильный на громкую связь, чтобы она могла слышать, что происходит.
— О, отлично, — сказал он. — Вы получили сообщение, которое я оставил на станции?
— Да, — сказала она. — В чем дело?
— Во Всеобщей Гуманитарной Церкви, — сказал Страйк.
После этих слов наступила абсолютная тишина.
— Вы еще там? — спросил Страйк.
— Да.
— Я подумал, не захотите ли вы поговорить со мной, — сказал Страйк.
Опять тишина: Страйк и Робин смотрели друг на друга. Наконец из телефона донеслось односложное слово.
— Зачем?
— Я частный…
— Я знаю, кто вы.
В отличие от акцента ее отца, акцент Эбигейл был чисто лондонским.
— Ну, я пытаюсь расследовать некоторые заявления, сделанные о церкви.
— Чьи заявления?
— Человека по имени Кевин Пирбрайт, — сказал Страйк, — который, к сожалению, уже умер. Он