– Там, на причале, была кровь, – прошептала Келли Оскару.

– Ты уверена, что это кровь?

– Возможно, это кровь, – поправилась Келли. Но Джекки Блант где-то зарезали, и она могла поспорить, что пятна на причале были человеческой кровью.

Оскар кивнул, продолжая светить фонариком в сгустившихся сумерках, изучая землю вокруг них. Внезапно он остановился и указал пальцем.

– Сюда, – тихо сказал он. – В грязи, вокруг колючего кустарника. Похоже на следы.

Келли прикрыла глаза козырьком ладони от дождя и вгляделась в туман. Оскар был прав. Там, в грязном месиве возле просвета между кустами, ведущего к деревьям, были следы, ведущие к деревьям.

Минуты тянулись за минутами, пока они ждали Мэйсона. Облака надвинулись еще ниже, и дождь полил сильнее, стекая с водонепроницаемых курток и капая с козырьков. Почти совсем стемнело.

– Он не торопится, – заметил Оскар. – Как думаешь, с ним все в порядке?

Келли сама начала беспокоиться, но потом увидела свет фонарика, двигавшийся за одним из темных окон наверху.

– Он наверху, – сказала она.

Минуту спустя Мэйсон вышел на крыльцо. Люди напряглись, когда он приблизился к ним.

– Судя по всему, там никого нет, – сказал он, убирая оружие в кобуру. – Но они были в доме.

– Вы уверены? – спросила Келли.

– Как минимум два дня, судя по консервным банкам и тарелкам в раковине на кухне и на обеденном столе. Они спали в комнатах наверху. Некоторые вещи остались в спальнях, включая бумажник с удостоверением личности Джекки Блант.

26 октября, понедельник

Стивен последовал за Моникой и Натаном, но когда они вошли под навес, что-то заставило его оглянуться.

Он замер. Она была там; ее темный силуэт выделялся на фоне оконного стекла. Дебора Стронг. Она наблюдала за ними.

Дебора быстро отошла в сторону, когда заметила, что он смотрит на нее.

Это была тихая, странная женщина. Она беспокоила Стивена. Она была наблюдательницей. Она втягивала в свою ауру самые разные вещи. Собирала их.

Окна кухни заволокло туманом, и его пробрал леденящий холод. Наблюдательница… свидетельница…

Он застыл на месте.

Свидетельница.

Слово было похоже на змеиное шипение. Его сердце забилось быстрее, когда он вспомнил слова Джекки Блант.

Я видела Дебору раньше. Мне знакома татуировка в виде ласточки у нее на запястье. Я разговаривала с ней и узнала ее голос. У меня хорошая память на такие вещи.

Вы ошибаетесь, ответила Дебора.

Стивен помнил напряженность, возникшую между ними. Они явно знали друг друга. Но предпочли не говорить об этом. Почему? Его мысли вернулись к шокирующему откровению Моники о том, что Стелла была матерью того мальчика, которого он убил.

Он вспотел, пока смотрел на мутные окна старого дома. Он вспоминал глаза матери, умолявшей вернуть рюкзак ее сына во время выпуска теленовостей. Он знал, что Моника была права. Это та самая женщина. Возможно, на каком-то подсознательном уровне он понимал это раньше, но инстинкт выживания отказывался признавать это.

Потому что он задавил ее ребенка. Потому что он убил Эзикиела Маршалла.

Воспоминание об этом ударе заставило его содрогнуться.

Он не поверил своим глазам, когда это случилось. Но он не владел собой. Моника наклонилась над ним и сосала его член. Он помнил ее хихиканье, а потом глухой удар.

Пот струился по его груди, несмотря на холод.

Он дал задний ход. Он хотел убедиться, что ничего особенного не случилось, но потом увидел кровь и детское лицо… Он запаниковал, поддал газу, с ревом свернул за угол и унесся в темный переулок.

Но кто-то видел, что он сотворил. Женщина. Она стояла под дождем на перекрестке, в стороне от магазинов. Там было темно и тихо. Сапоги на высоком каблуке, короткая юбка, блестящий черный плащ. Дождь, капавший с зонтика. Проститутка, сразу же подумал он. Шок запечатлел ее образ в его памяти, когда она заглянула в окошко автомобиля – прямо ему в лицо – и удивленно округлила губы.

Свидетельница.

А когда он на скорости свернул за угол, она побежала к упавшему мальчику.

Но свидетельница так и не появилась. Никто не знал, что с ней произошло; никто не знал о ее существовании. У нее было что скрывать ради себя самой. Должно быть, она посмотрела на мальчика, поняла, что ему уже не помочь, потом забрала его рюкзак, отлетевший номерной знак с бампера «БМВ», и убежала.

Мать видела свидетельницу, убегавшую с красным рюкзачком. Она рассказала об этом полицейским и репортерам. Но очевидно, она не видела, как женщина прихватила погнутый номерной знак.

Полиция устроила охоту на нее. Они развесили объявления на столбах и выступали по телевидению, призывая ее выйти из укрытия. Но все было тщетно. И никто не знал о пропавшем номерном знаке.

Шло время, и Кэти Колбурн объявила, что у Эстеллы Маршалл развилось психическое расстройство с приступами депрессии, отчего она обратилась к частному психотерапевту. Тогда сложилось мнение, что Эстелла выдумала несуществующую свидетельницу под влиянием стресса и горя от утраты единственного сына.

Свидетельница наблюдает.

Казалось, его внутренности превратились в холодный и твердый комок. Из глубин памяти всплыл разговор с его адвокатом, который был известным «решалой».

«У меня кое-кто есть, Стивен. Бывший полицейский, ныне частный сыщик. Он решает любые вопросы. Если кто и может вернуть ту табличку и утихомирить свидетельницу, так это он».

«Кто он такой?»

«Лучше не вдаваться в подробности. Нужно решать проблемы одну за другой, по мере их поступления. Чем меньше ты знаешь, – чем меньше мы все знаем, – тем будет лучше».

«Но этот сыщик уладит дело?»

«За определенную плату».

«Как?»

«Опять-таки, чем меньше знаешь, тем меньше потенциальный риск».

«Ты хочешь сказать… этой свидетельнице заплатят?»

«Что-то вроде того».

Стивен судорожно вздохнул. Он попытался совладать с подступающей паникой, путающей его мысли. Все складывалось. Все точки и тире.

Был ли Дэн Уитлок тем самым частным сыщиком? Заплатил ли он кому-то, чтобы свидетельница замолчала?

Могла… могла ли та свидетельница быть Джекки Блант?

Нет. Черт побери, нет. Сплошная каша в голове. Он видел несуществующие связи. Его страх, его вина порождали чудовищ на каждом углу.

– Стивен?

Он приглушенно ахнул и развернулся. Все остальные смотрели на него со странным выражением, как будто он свихнулся или потерял контроль над собой.