Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И куда ж мы полетим, а?
— Куда-нибудь, — сказал Низа.
— А чем мы там займемся?
— Чем-нибудь.
Он снова подождал — не засмеется ли девушка. Нет, она в своих словах ничего смешного не видела.
— Ха-ха, — осклабился Хармон. — Это ты прекрасно выдумала — куда-нибудь, чем-нибудь. Завидую я вам, молодым!
— Что я сказала не так? — ощетинилась Низа.
— Да то, что думать надо наперед! Сначала думать — потом делать, а не наоборот. Сбежим мы отсюда — наживем сильного врага. А у меня, чтобы ты знала, и в Южном Пути враги имеются. Значит, ни Южный Путь, ни Шиммери нам не подходят. В Литленде война, в Рейс тоже нельзя — сама догадайся, почему. Этак мы еще в воздух не поднялись, а треть Полариса уже вычеркнули.
— Осталось две трети, — сказала Низа.
— Потом, как туда долететь? Это ж не просто — взлетел и пошел. Надо каждый день садиться, ждать нужно ветра, пополнять запасы. А где садиться, чтобы ни бандитам, ни шаванам, ни Второму в лапы не попасть?
— Сверху далеко видно. Найдем место.
— А когда прилетим туда, куда ты хочешь, — на что там жить будем? За поместье много не выручишь, если продавать в спешке. Небесный корабль никто кроме Второго не купит. Вот и будут только те деньги, что у меня накоплены, а их осталось всего-то…
Осталось их тысяча двести эфесов, и Хармон вовремя сообразил не называть сумму вслух. Сумма эта в двести сорок раз превышает цену самой Низы. Не стоит обозначать ее словом «всего-то».
— …не так уж много. На пару лет хватит, а там и все. Как жить, спрашивается?
— Проживем, не пропадем.
— Вот молодежь!.. Ну, и куда же ты хочешь податься?
— Говорят, в Альмере неплохо. И в Короне тоже.
— В Короне теперь Ориджины, они твои враги.
— Не знаю. Они мне вреда не причиняли.
Хармон всплеснул ладонями:
— Вот же святая беспечность! Знала бы, как я тебе завидую. Взять вот так и бросить все, ни о чем не думая…
— Что — все? — спросила Низа.
— Ты о чем?
— Что ты не можешь бросить, славный?
— Да говорю же — все!
— Ну что — все?
— Тьма тебя сожри, сама что ли не понимаешь? Поместье — раз. Деньги за шар — два. Саму жизнь — три. Все только наладилось, устроилось — как тут, понимаешь…
Низа отвлеклась от заходящего солнца и цепким взглядом впилась в лицо Хармона.
— Славный, я тебя полгода знаю. Ты многое имеешь, но я не замечала, чтобы ты хоть что-нибудь ценил.
— Вот это придумала!..
Низа смотрела с полной уверенностью, и слова застряли в горле Хармона. Он стал мысленно перебирать. Чертов шар ценю! Нет, не ценю, купил для Низы и для денег. Тогда — ценю Низу. Да нет, тоже не очень, если разобраться. Приятно об нее самолюбие потешить, но чтоб ее саму, как человека… Только дважды вспыхивала искра — когда поссорились и когда шар сорвался. В остальное время — холодно. Тогда — деньги ценю. Я торговец, тьма сожри! Как мне не ценить монету?.. С ужасом Хармон понял, что и здесь промашка. Это раньше он деньги ценил! Раньше за две тысячи эфесов продал бы что угодно не задумываясь — и шар, и Низу, и мать родную! А теперь сомневается вот, колеблется. Нет уже той беззаветной любви к деньгам, и без нее — пусто и страшно. Если даже не деньги, то что же ты любишь, Хармон Паула?!
Всего только одной вещью он точно дорожил — но о той вещи Низа не знала. Ответить было нечего.
— Хм… Я, знаешь, ну… А сама ты что ценишь?
— Имеешь коня и седло — имеешь все. Так в Степи говорят. Значит: если ты свободен и можешь скакать верхом, то все найдешь, что нужно.
— Вот прямо все?..
— Я не понимаю тебя, славный. И других южных богачей — тоже. Деньги нужны для свободы. Тем больше денег — тем больше ты можешь. Но если тебя монета приковала к земле — зачем она нужна?
Это было очень много слов по меркам Низы. Она уже сказала больше, чем за иную неделю. Но видно так была важна тема, что Низа добавила еще:
— Боюсь, славный, Дух Степи тебя проклял. Ты не видишь ценности того, чем владеешь, а когда увидишь — будет поздно. В твоем стойле стоит небесный конь. Ни у кого в целом свете такого нет. Взлетай и лети куда хочешь, над горами и реками, над степью и морем. Ни Моран Степной Огонь, ни шиммерийский принц, ни герцог северян, ни владычица — никто так не может, только ты! И я, если позволишь. А ты эту свободу хочешь сменять на золото! Знаешь, почему тот маркиз не торговался с тобой? Да потому, что он зрячий, а ты слеп.
Она яростно сверкнула глазами — и вдруг сникла, осунулась, будто монолог и чувство истощили ее. Пролепетала:
— Прости, славный…
Поднялась.
— Постой! — бросил Хармон.
Но не нашел, что еще сказать. Не дождавшись его слов, Низа ушла.
* * *
Хармон Паула напросился на обед к бургомистру Корнелию с единственной целью: расспросить о Втором из Пяти. Не грубо, но настойчиво он повернул разговор в нужное русло: что это за граф-аббат, насколько он влиятелен вообще в Шиммери и конкретно в Мелисоне? Уж простите мне глупые вопросы, просветите приезжего невежу. Обрадованный величиною своих познаний и возможностью их высказать, Корнелий начал издали — сперва рассказал про Совет Пяти.
Шиммерийское дворянство славится плодовитостью и с огромной охотой устраивает будущее своих детей путем брачных договоров. За пару веков получилось так, что вся высшая знать породнилась между собой, и в каждой вельможной семье присутствовал хотя бы один родич короля. Каждая семья могла попробовать учинить переворот в свою пользу — что неоднократно и делала. В начале семнадцатого века за десять лет сменилось семь королей, и тогда знать решила: довольно. Все-таки первая мечта шиммерийцев — богатство, а для торговых успехов нужна стабильная власть. Пять сильнейших родов договорились меж собою: первый из них займет престол, остальные не будут претендовать на него, зато получат право голоса в важнейших государственных вопросах. Король обязан учитывать мнение совета и уступать, если большинство против него. Совет обязан уважать королевскую власть, кто уличен в заговоре, тот покидает совет. Так и возник Совет Пяти.
Исторически сложилось так, что каждый род, входящий в Совет, более других преуспевал в одном деле: Первый из Пяти — в зодчестве и наемном воинстве, Второй — в торговле чаем, Третий — в виноделии, Четвертый — в шелке, Пятый — в кораблестроении. Помимо того, каждый из Пяти владел шахтами, где добываются искровые очи, и, что особенно важно, секретом их огранки. Кроме Пяти, многие вельможи выращивали чай, торговали шелком, строили корабли, возводили дворцы, собирали наемничьи бригады, — но никто, кроме Пяти, не мог добывать и гранить очи. Эту монополию Совет Пяти берег особенно свято. А к слову сказать, огранка — главное, что есть в очах. Не сказочно сложно найти сырое око в горных породах, но огранить его так, чтобы годилось для оружия, — это великое мастерство!