Главные же события дня разыгрались в морском секторе базы. Еще предыдущим вечером из Новороссийска в Сева­стополь вышли крейсера «Красный Кавказ» (флаг вице-адми­рала Октябрьского), «Красный Крым», лидер «Харьков», эс­минцы «Бодрый» и «Незаможник». На их борту находились 79-я морская стрелковая бригада и батальон из состава 9-й брига­ды морской пехоты — всего около 4000 хорошо подготовлен­ных бойцов, со всем положенным по штату вооружением и бо­еприпасами. Корабли должны были прибыть в Севастополь еще до рассвета, но не смогли осуществить это из-за густого тумана. На входе в порт стояло наше оборонительное минное поле, и без определения по береговым ориентирам движение вперед было равносильно самоубийству. К 11.30 21-го отряд все еще находился у входной точки фарватера. Тогда Ок­тябрьский решил прорываться другим фарватером, располо­женным вдоль занятого немцами берега. Очень скоро кораб­ли были обнаружены разведкой противника, а когда это стало известно вражескому командованию, оно поспешило бросить против них бомбардировщики. Вот как вспоминал события того дня К. Д. Денисов:

«Утро 21 декабря выдалось пасмурным, тем не менее бое­вая работа велась с малых высот небольшими группами не­прерывно. В 10.00 поступил приказ: эскадрилье быть в готов­ности прикрывать боевые корабли в море. Куда они следова­ли, с какой задачей? Ответы на эти вопросы были тогда для нас тайной за семью печатями… В штабе разработали график прикрытия отряда кораблей истребителями, но вылет их за­держивался из-за непогоды. По этой же причине задержался и приход кораблей, не состоялась их встреча с тральщиком, выделенным для сопровождения отряда в базу.

Когда к 11 часам погода улучшилась, облачность стала по­выше, поднялись в воздух «чайки» эскадрильи Петра Понома­рева, а затем последовательно и два звена «ишачков». «Яки» эскадрильи Михаила Авдеева дежурили на аэродроме для на­ращивания усилий в воздухе. Корабли находились на травер­зе Балаклавы на удалении 15—20 миль.

Оживился и противник. Вначале показался один его само­лет, затем пара, четверка, восемь, двенадцать… Враг непре­рывно наращивал силы, поэтому вступили в дело и «яки». По замыслу экипажи моей эскадрильи не должны были ввязы­ваться в бой с истребителями противника, а атаковать бом­бардировщиков, не давая им возможности прорваться к отря­ду кораблей и прицельно сбросить бомбы. Возглавляемая мною четверка И-шестнадцатых барражировала под нижней кромкой облачности на высоте около 200 метров, причем од­на пара кружилась в километре впереди кораблей, а другая на таком же удалении в стороне от них. Время от времени из­-за облаков сыпались бомбы, иногда на считаные секунды по­казывался силуэт вражеского бомбардировщика, тут же вновь нырявшего в облака. Корабельная зенитная артилле­рия вела заградительный огонь на предполагаемых направ­лениях полета вражеских бомбардировщиков.

Понятно, что как неприцельное бомбометание из облаков, так и зенитный огонь по «голосу» вражеских самолетов не да­вали эффекта. Не пришлось и нам вступить в воздушный бой. Но было очевидным, что прикрытие кораблей с воздуха не да­ло врагу возможности вести визуальное прицеливание и на­нести хоть какой-нибудь ущерб кораблям. Значит, свою зада­чу мы выполняли, даже если не сделали ни одного выстрела.

Кончилось время дежурства, и наша четверка вернулась на аэродром. А отряд кораблей в кильватерном строю про­должал идти полным ходом вдоль берега с постоянным кур­сом на Севастополь.

К полудню облачность еще больше поднялась, в ней обра­зовались «окна». И тогда противник предпринял крупный налет. В воздухе появилось много вражеских самолетов и наших ис­требителей, «юнкерсы» ныряли в разрывы облаков, пикирова­ли на цели. Небо запестрело сотнями разрывов зенитных сна­рядов, вода в море забурлила от разрывов бомб. Но шло время, правда, по-боевому быстротечное, а ни один вражеский са­молет так и не был сбит — перехватить их и уничтожить до ухо­да в облака не удавалось. Но и враг не добился поставленных целей. Пять красавцев — боевых кораблей, обогнув мыс Херсо­нес, не сбавляя хода, завершили свой путь в Главной базе Черноморского флота. Правда, при входе в базу до кораблей стала доставать дальнобойная артиллерия противника, но на нее тут же обрушились «илы» и Пе-2, мощно заговорила наша 35-я батарея, к которой присоединились другие береговые батареи. И вражеский огонь сразу заметно ослабел. Много­ярусная схватка с врагом на земле, на море и в воздухе за­кончилась в нашу пользу — все корабли прибыли в Северную бухту, к месту нового базирования, и стали под разгрузку. А их орудия развернулись в сторону врага. Оборонительный потен­циал Севастополя возрос. Сейчас это было самым главным…»

Тем не менее в последующем вылете к линии фронта Де­нисову все-таки удалось увеличить свой боевой счет на еще один сбитый Ju-87. Пилот с него приземлился на парашюте в рас­положении советских войск и был взят в плен. В соответствии с традициями рыцарства он попросил передать свой пистолет сбившему его летчику, что и было выполнено. Сейчас достав­шийся таким необычным способом Денисову «браунинг» экс­понируется в Центральном военно-морском музее. Ведомый Денисова сержант Сиков сбил Ju-88 залпом PC. При прикрытии кораблей отличились летчики эскадрильи Михаила Авдеева: сержанты Степанов и Шелякин сбили по одному Ju-88, о сби­тии одного Bf-109 доложил сержант Бабаев. Советская сторона боевых потерь в воздухе не имела, но два «яка» при пробивании облачности столкнулись в воздухе поблизости от аэродрома и были полностью разбиты. Пилот одного из них — старшина Бойко — погиб, другой спасся на парашюте. Хотя подтвер­ждение на советские заявки со стороны немцев отсутствуют, нельзя сомневаться, что усилиями севастопольских истреби­телей было обеспечено прибытие первого подкрепления с «большой земли», столь необходимого сухопутной обороне.

Немцы признают в этот день потерю только одного само­лета, а именно Не-111 из эскадрильи 1/KG 27.

«После боевого вылета (мой 100-й вылет) на батареи се­вернее Севастополя, — вспоминал пилот 1–й группы эскадры Г. Кремс (G. Krems), — на обратном пути над Крымом мы увиде­ли Не-111, лежащий на брюхе. Экипаж привлек наше внимание выстрелами из ракетницы. После многочисленных колебаний, садиться нам или нет, мы приняли решение сесть на огромном поле. Только когда мы пошли на посадку, я заметил, насколь­ко влажен грунт под нами. Едва ли можно было остановиться. Мы приняли экипаж через нижний люк. Они были безумно счастливы. Собравшиеся поздравить меня с 100-м боевым вылетом на аэродроме в Кировограде в 14.46 были очень удивлены, когда из самолета вышли не пять, а десять человек.

Эти полеты в Крым на Севастополь были очень опасными. Очень сильная зенитная артиллерия, большое массирование истребителей и заградительного зенитного огня, в котором русские истребители прекрасно ориентировались, а наши, само собой, нет. Успехи были, но оборона была убийствен­ной. Это были очень тяжелые дневные боевые вылеты. Для того чтобы обеспечить точность бомбометания, мы не могли идти на большой высоте, а прикрытие облачности было ред­ким. Чтобы спастись, мне как-то пришлось пикировать в горы Яйла, потому что за моим Не-111 гнался истребитель.

Во время моего 113-го полета аэродром Севастополя по­до мной был настолько «гостеприимным», что я смог проле­теть над ним только в пикировании. Над ним удалось пройти на бреющем полете, обстрелять из бортового вооружения и сбросить бомбы на стоявшие там истребители. Сильного ог­ня зенитной артиллерии и низколетящих истребителей мы не заметили, но они были там. После атаки (аэродром находил­ся на берегу моря) мы сразу же ушли на высоте нескольких метров над водой. Истребители шли прямо за нами. Они вели огонь из бортового вооружения, а мы уходили от них в сторо­ну Турции. Мы ждали прямого попадания, но благодаря дол­гому маневрированию на малой высоте над водой мы смогли оторваться. Время, в течение которого мы отрывались от ис­требителей, нам показалось вечностью».