Литар пришел в восторг:

— О! Как ты, Ал?

— Нет. Хотя этот мальчишка чуть было мне не помешал, — ответил Ал. — Я за это держу на тебя зуб, — сообщил он Митту. — Харл захочет получить и его, Литар. Мальчишка пытался убить Хадда. У него ничего не вышло, но его можно будет обвинить во всем: он подвернулся очень удачно. Можете предложить отправить его обратно, но не даром.

Литар наклонил свою длинную голову.

— Сколько мне просить?

Митту хотелось что-нибудь сказать, но он был в такой панике, что голова у него стала совершенно пустая. Откуда Ал это узнал? Наверное, он выдал себя так же, как Хильди, считая, что Ал спит. А его красно-желтые штаны по-прежнему на нем и это доказывают.

Йинен посмотрел на Митта, и по его лицу понял, что тот сейчас чувствует. Йинену было очень горько. Они обещали отвезти Митта на Север. Но тут ему вспомнились слова Ала — и то, как вели себя матросы.

— Вам не следует это делать,— сказал он Литару. — Его зовут Алхаммитт.

— Так зовут половину Холанда, — поспешно и очень громко заявил Ал.

Но Литар посмотрел на него с укоризной.

— Что же ты, Ал! Здесь, на Святых островах, мы с этим именем не рискуем. Уж ты-то должен это знать. Я не могу отправить его на Холанд. Я — человек богобоязненный.

— Вы — суеверный осел, — отозвался Ал. — Его надо отослать.

— Не могу,— ответил Литар и умоляюще улыбнулся, словно извиняясь перед Алом.

Широкое лицо Ала стало совершенно непроницаемым. Он положил вилку и снова взял ружье Хобина. В нем кончились заряды. Похоже, он истратил их все, демонстрируя оружие Литару. Ал хмыкнул. А потом раздраженно обернулся, потому что дверь снова открылась. В комнату вошла маленькая смуглая старушка с седыми волосами. Она была худенькая и прямая, в островном платье с зеленой вышивкой.

— Малышам приготовлена одежда и еда, — сказала она Литару.

Литар захихикал:

— Малыши! Больше уважения, будь любезна, Лалла. Ты не догадываешься, что это за важные персоны! Мне отправить их с ней? — спросил он у Ала.

Тот пожал плечами.

К глубокому облегчению Митта, Лалла увела их из этой опасной комнаты. За дверью их ждала целая толпа низеньких и смуглых островитянок с красивыми коричневыми лицами и волосами, которые были либо белоснежными, либо светло-русыми. Невозможно было быть более добрыми и внимательными, чем эти женщины. Они быстро повели всех троих наверх, в комнаты, где их ждали ванны.

Несмотря на свое незавидное положение, Хильди и Йинен были счастливы вымыться в ванне. А вот Митт ужасно смутился. Он не привык принимать ванны. Он не привык раздеваться перед посторонними. Две добрые женщины помогали ему: намыливали, оттирали, вытирали полотенцами, все время горестно качая головами и обсуждая его мягкими голосами, почти такими же прекрасными, как и их лица.

— Он слишком худой. Посмотри на его ноги, Лалла. Но посмотри на плечи — какой у них разворот. У него сложение крупного мужчины, а мяса — как на воробье.

Митт корчился от смущения.

Наконец, с таким чувством, словно его пропустили между мельничных жерновов, Митт нетвердо вышел в длинную приветливую комнату с зарешеченными окнами, где Хильди и Йинен дожидались его, чтобы начать завтракать. Митт едва их узнал. Хильди дали вылинявшее синее платье островитянки с вышивкой на груди, в котором она стала выглядеть очень взрослой и высокомерной. Черные волосы Йинена были приглажены и еще не высохли. Ему дали поношенный костюм, такой линялый, что цветом он напоминал зеленовато-голубую даль. Митту стало страшно неловко за новый бутылочно-зеленый костюм, который велели надеть ему. Он в жизни не надевал ничего и наполовину такого нарядного. Это заставило его думать, что где-то произошла ошибка: ведь его костюм был определенно лучше, чем у Йинена!

Их оставили завтракать одних. Перед ними оказались горы дымящейся жареной рыбы, свежевыпеченный хлеб с хрустящей корочкой и влажной мякотью, соленое сливочное масло и кисти зеленого винограда, который оказался более мелким и сладким, чем тот, что выращивали в Холанде. Как сказал Йинен, это внесло приятное разнообразие в их меню. Но Хильди ничего не ела, только сидела с очень гордым и надменным видом, и чем дальше — тем больше дулась.

Митта это начало сильно раздражать.

— Да ешь ты! — сказал он. — Набирай силы.

— Не могу, — отозвалась Хильди напряженно и монотонно. — Дядя Харчад мертв. И половина наших двоюродных братьев и сестер — тоже.

— Ну и что? Туда им и дорога, если хочешь знать мое мнение, — ответил Митт.

— Дядя Харл — убийца, — заявила Хильди. — Он не лучше Ала.

— Ну, так ты это и раньше знала, — напомнил ей Митт. — И тогда это не отбивало у тебя аппетита.

— Да, поешь, Хильди, — поддержал его Йинен.

— Неужели вы не понимаете? — спросила Хильди. — Дядя Харл, наверное, убил и нашего отца. — По ее узким щекам медленно покатились две слезинки.— А раз мы сбежали, то все думают, что он с нами.

Йинен с ужасом посмотрел на Митта. Митт вздохнул — не без досады. Ему казалось, что своих неприятностей у него вполне достаточно и новые беды ему не нужны. Размышляя вслух, он проговорил:

— Мне все время казалось, что в вашем рассказе о побеге из дворца что-то не так. Похоже, ваш дядя Харчад собирался и вас убить.

— Ты хочешь сказать, что когда те солдаты в Западном затоне в нас стреляли, то не потому, что приняли нас за тебя, а потому что дядя Харчад приказал им нас задержать? — спросил Йинен.

Митт кивнул.

— Вполне может быть. Харчад или Харл. Если хотите знать, то, по-моему, вам тогда крупно повезло.

— Повезло! — воскликнула Хильди.— Ты называешь это везением, когда отец, скорее всего, убит, а Ал собирается продать нас дяде Харлу! — Теперь слезы уже струились у нее по щекам.— Литар — идиот!— сказала она.— А я так хвасталась! Никакого везения вообще нет. Жизнь отвратительна. Я все ненавижу! И, наверное, всегда ненавидела.

— Тебе нравилось ходить на «Дороге ветров»,— возразил Йинен, обидевшись.

— С двумя убийцами на борту, — отозвалась Хильди,— и прямо в плен!

Она опустила голову на светлый дубовый стол и жалобно заплакала. Митт оскорбился.

— Прекрати! — сказал он. — Если бы мне не нужно было скрыться, ты бы сейчас уже лежала в Холанде мертвая, и ты прекрасно это знаешь. Йинену хуже, чем тебе, а он не плачет. Это значит только, что нам надо отсюда убежать и пробираться на Север. Так что прекрати плакать и ешь!

Обрызгав столешницу слезами, Хильди подняла голову и возмущенно воззрилась на Митта.

— Ты мне отвратительнее всех на свете! — заявила она. — Даже Ал лучше.

Она схватила кисть винограда и стала его есть, не замечая вкуса.