– …как ты села в чужую машину с чистым лицом, а вернулась с окровавленным. Да, они, несомненно, это запомнят. И слава ветрам: этого типа найдут и…

– Нет!

Ева вцепилась в сухие горячие пальцы, все еще касающиеся ее подбородка. Она не сомневалась: в ее голосе прозвучали панические нотки. Все просчитывалось слишком быстро: если к странному типу действительно явятся алопогонные, если они будут задавать вопросы, кого он искал и с кем спутал их курсантку, можно не сомневаться: он все расскажет. Что ему скрывать. Выдаст Хаву. Которая, судя по его ярости, и так сделала что-то очень, очень плохое. Сделала и… снова исчезла.

– Он просто перепутал меня с какой-то знакомой, – затараторила Ева. – Которую искал. Понял, что это не я, даже извинился, сказал, больше не появится. А упала я уже потом, сама виновата, и… не хочу, чтобы поднялся шум и поползли слухи. Я новенькая. Я…

Краусс смотрел на нее. Она выдержала взгляд, даже снова улыбнулась, хотя губы подрагивали. Отпустила его руку, заметив, что при падении стесала еще и ладони. Они начинали саднить. Сопровождающий офицер вздохнул и неожиданно пошел на попятную:

– Хорошо. Проведу тебя ходом с моря, а у меня в комнате есть кое-какие медикаменты. Все равно скоро придет наша славная компания. Будешь первой.

– Поверьте, я сама могу…

– А пока я с тобой поговорю, – перебил он. – И ты будешь отвечать. Поняла?

Взгляд потерял привычную спокойную мягкость. Стал острым, как нож, и Ева почувствовала короткую вспышку страха. Вот так смотрели веспианские алопогонные. Она кивнула. Но тут же прибавила:

– Вы тоже. И вы тоже будете мне отвечать о том, что здесь делали. Поняли?

Он поднял широкие брови. Покачал головой, то ли сердито, то ли одобрительно. И, потрепав Еву по плечу, первым направился к набережной.

* * *

Звереныш, пыхтя, ездил по своей железной тропе где-то под потолком. Зуллур за окном опускался все ниже. Начинали светиться сикинараи, зажигались первые фонари. Одна половина Такатана успокаивалась и собиралась спать. Другая готовилась бодрствовать.

– Просто скажи мне честно. – Рин Краусс, держа ее ладонь в своей, аккуратно наносил на ссадины последний слой мази. – Это ведь был не один из тех, для кого ты… стирала?

Ева вздохнула. Каждый раз, когда ей приходилось использовать эту историю-отмычку, ей становилось не по себе. На Веспе она даже не гуляла ни с одним парнем, родители это запрещали. И тем нелепее казалась мысль, что в глазах Сопровождающего офицера она какая-то…

– Нет. Я бы его узнала, я многих помню.

Странно, что у нее не горели уши. И ей просто повезло, что тему не приходилось поднимать, когда поблизости был какой-нибудь лавиби. Он ведь в одно мгновение раскусил бы ложь.

Краусс с хмурым видом пожал плечами.

– Забинтовать руки?

– Так сойдет, – Ева понюхала мазь и сморщила нос. – Жжется…

Она подула на кожу. Сопровождающий офицер убрал склянки и начал ходить по комнате, зажигая по очереди старые фонари. Когда он поставил один из них на стол прямо перед Евой, та впервые внимательно пригляделась к посеребренной резьбе внизу и вверху каркаса, выполненной в виде витых еловых ветвей. У Евы вырвалось:

– Веспианские?…

– У вас тоже такие были? – удивился он.

– Продавались… – вывернулась она, – на рынке. Пару раз видела. Наверное, краденные…

– Да. – Краусс слабо улыбнулся. – Кто-то из моих предков привез их с Веспы. Семейная ценность, вроде того. Знаешь, род Крауссов древний. Очень древний…

Он осекся. Кашлянул, стукнул себя по груди и вскинул голову: поезд под потолком как раз поворачивал. Офицера явно что-то встревожило. Еве показалось, что разговор заходит не в то русло, и она поспешила задать вопрос, отвлекающий от фонарей и Веспы:

– Зачем вы за мной следили? Думаете, я забыла и уже не спрошу?

Краусс очнулся, потер подбородок, взглянул на нее уже без малейшей тени замешательства и отчеканил:

– Мне есть чем заняться, помимо слежки за моими ле. Я просто приказал Младшей страже докладывать, если вдруг рядом с вами появляется кто-то… экстраординарный. И они докладывают.

– Но знак правонаследия… – негромко напомнила Ева. – Тот человек явился инкогнито. В Кодексе написано, только то-син…

– «Инкогнито» не предполагает доклада средним чинам вроде Сопровождающих? Знак должен на нас распространяться? – Краусс приподнял брови. – Да, он распространяется. На всех офицеров, кроме меня. Будь ты не моей курсанткой…

– Как? – перебила Ева. – Вы…

Краусс зажег последний фонарь. На улице уже сгущались холодные сумерки.

– Есть кое-что помимо должности. – Он улыбнулся. – Иногда должность имеет двойное дно. Ты узнаешь об этом совсем скоро. Прямо…

– Офицер Краусс!

Пятнистая Нэсси уже заглядывала в дверной проем, за ней маячили ребята. Рин Краусс помахал рукой, приглашая немедленно заходить, и, кинув последний взгляд на Еву, тихо закончил:

– …прямо сейчас.

* * *

…Алая Сотня – та, с которой началась наша великая история, – состояла из восьми дюжин. Алых Дюжин. Первая Сотня включала веспианцев, более поздние – лучших людей восьми регионов Син-Ан. Восемь Дюжин. Но тогда… Да, Дункан, тогда получается девяносто шесть солдат. Четырех не хватает.

Алая Четверка, иные говорят: Син-Четверка. Киримо, шпринг, ки… и либо лавиби, либо ками, как повезет. Невероятный ум, ловкость, жестокая хитрость, острое чутье. Подразделение разведки, оно – всегда, сколько существовало, – все узнавало первым. Было неистребимым, потому что – так тоже сложилось, – являлось особенным. Те, кто состоял там, были неразрывны между собой. Зачастую шли к этому с детства. Как… близнецы, а тэ близнецов, как все мы знаем, едина.

Син-Четверки особенные. Их не комплектуют по рекомендации, в них нет взаимозаменяемости. Уйдет один – уйдут все. Умрет один… другие станут слабее и вряд ли найдут замену. Сильная Четверка – опора Сотни. Слабая – гибель. Так было всегда. И я знал их – последнюю Четверку. Они держались друг за друга очень крепко.

Четыре имени. Одно до сих пор звучит часто, многие из вас, может быть, его знают. Три – в тени, но ненадолго. Я их не назову – пока что, но скоро вы сами их услышите. Сейчас же… расскажу, как Сотня умерла. Она погибла. Или уснула. Кто знает…

Наверное, все началось еще давным-давно. Когда на берегу моря возле маленького городка у края Перешейка убили дельфина. Его пронзили восемь выпущенных стрел, но ни одна не коснулась раненого рыцаря, которого он защищал. Впрочем, вы знаете эту историю. Наверняка многие помнят название городка. Аканар. И… да-да, Анхель, именно в Аканаре собирается Большой Синедрион. Чтобы подвести итоги очередного промежутка, прожитого Син-Ан.