Паренек сел, выхватил нож и вогнал глубоко в мясной шмат. Поднял и стал с яростью объедать со всех сторон.

— Федя… — осторожно произнесла девушка. — Так, может… Ну ее, охоту эту? Развлеклись, и хватит.

— Ну уж нет! — мотнул головой царевич. — Я, может, и охвостье, но обиды все равно не спущу! Меня помяли, и я должен сквитаться.

— А сейчас ты чем занимаешься? — рассмеялась Ирина.

— Это не то, — покачал головой Федор Иванович. — Я должен победить! Я должен ощутить эту победу на острие рогатины, в дрожании ратовища, в тяжести, что бесится в руке, щелкает клыками и пытается достать когтем! Только это и есть настоящая победа, Иришка! Победа в смертной схватке, а не просто тушка невезучего врага, что проплывает мимо тебя по болотной реке!

Царевич отбросил нож с мясом и резко вскочил на ноги, крепко сжав кулаки. Его глаза горели, ноздри раздувались, с губ срывалось горячее дыхание.

Ирина тоже поднялась, во все глаза глядя на столь невероятно преобразившегося друга, — и тут вдруг у нее внутри что-то случилось. Девушка чуть качнулась вперед, закинула руки царевичу за шею и крепко-крепко, как только могла, поцеловала в бледные губы.

Жар, что переполнял Федора, через это прикосновение устремился в ее тело, быстро распространяясь по груди, животу и всем конечностям; он закружил голову и сбил дыхание, разогнал сердце в стремительный перестук. Ирина заполыхала вся, от ногтей на пальцах до кончиков волос. Она сгорала в незнакомом сладком огне, кружась и теряя рассудок…

Но тут за пологом послышались шаги — и у молодых людей хватило остатков здравомыслия, чтобы спешно отпрянуть друг от друга.

В палатку вошли, смеясь, Борис и Мария. Остановились, глядя на юнцов.

— Что-то не так? — почувствовал неладное стольник.

— У нас нет вина, — сглотнул Федор Иванович.

— Да, — торопливо кивнула Ирина, стараясь говорить ровно, несмотря на сбившееся дыхание. — У меня только две руки. Мясо прихватила, а вино…

— А Иван Васильевич вам дозволяет? — недоверчиво прищурился Борис Годунов.

— Нет, — честно признался царевич. — Сам не пьет и нам с Ванькой не дает.

— Так вот почему вы с пира сбежали? — понял стольник.

— Боря… — провела ладонью по запястью мужа Мария. — Ну, не совсем же они маленькие? Немножко можно? Главное, конечно, квасу. И немного вина.

— Хорошо, — сразу сдался желанию любимой Борис. — Я принесу…

— И еще кусок медвежатины! — встрепенулась Ирина.

Супруги Годуновы, равно как и сестра стольника, были гостями Федора Ивановича и ночевали в палатке царевича. Посему малым кругом они спокойно пропировали до самых сумерек. И потому же более уж не оставили Ирину и Федора одних.

Когда снаружи сгустилась тьма, запаливать светильники охотники не стали — все вместе улеглись спать. Как в старые добрые времена — на одной общей овчине. Хотя, понятно, худородным слугам делить постель с царевичем было невместно. А на рассвете вместе с прочей свитой поднялись в седла и устремились в лес по проложенной через свежий снег широкой лыжне.

В этот день все происходило так же, как и вчера, — небольшой снежный взгорок с продыхом, наспех расчищенная поляна, всадники в лесу по сторонам и смерды, стоящие наготове с кольями.

— Начинайте! — повелел Федор Иванович, вставая напротив лаза, и покосился по сторонам. — Держитесь подальше, князья. А то как бы и вас не придавило.

Царевича грела соболья шуба, крытая малиновым сукном с богатой золотой вышивкой и рубиновыми самоцветами, на голове сидел потрепанный лисий треух. Паренек перебрасывал рогатину из руки в руку и задорно посматривал на окружающих, изредка останавливая взор на юной всаднице за деревьями, нервно кусающей губы.

Смерды азартно шуровали в продыхе, пока оттуда вдруг не послышался утробный рык.

— Сейчас пойдет! — Лесничие прянули в стороны, кувыркаясь с холмика, и почти сразу снежная груда разлетелась в куски, послышался рев, и на свет вырвалось огромное бурое чудовище.

Федор Иванович одним резким движением скинул с плеч шубу, оставшись в зеленой атласной рубахе, сделал два шага вперед, коротко присвистнув. Ответом стало злобное рычание — медведь, размером с небольшую лошадь, побежал вперед, словно и не видел врага на своем пути. Царевич быстро толкнул копье вперед, уколов зверя в нос, чуть попятился. Медведь поднялся на дыбы, раскинув лапы и подняв голову, — и вот тут охотник пригнулся, ударил его в грудь, вогнав острие рогатины на всю длину, и сразу опустился на колено, опер подток в землю и перехватил ратовище за середину.

Властелин лесов заревел, яростно потянулся вперед лапами. Он наклонял голову и щелкал клыками, но паренек уклонялся от выпадов и удерживал копье, не давая косолапому сорваться ни вправо, ни влево. Еще несколько отчаянных рывков, и глаза зверя потускнели, движения стали вялыми, перешли в дрожь, и, наконец, мохнатый гигант затих.

Федор Иванович толкнул ратовище, добыча свалилась набок.

Царская свита разразилась приветственными криками. Сын государя распрямился, повел плечами и снова стрельнул глазами на всадницу за деревьями, ответившую слабой улыбкой облегчения.

Охота длилась еще два дня. Федор Иванович взял на ней двух медведей, Иван Васильевич трех, Иван Иванович — одного. И еще по одному приняли на копья князь Пронский и князь Шуйский. Да плюс к тому на бояр неосторожно вышли два лося и кабаний выводок, из которого охотники взяли только секача. Отдых вышел славным — добычливым, шумным и полным неожиданностей, с пирами и скачками. Слишком даже шумным, ибо за все дни Ирине так больше и не удалось остаться с царевичем наедине.

Случившийся поцелуй постоянно оставался в ее мыслях, тлел на ее губах. Девушка помнила растекшийся по телу сладкий жар, томительное головокружение, смятение чувств — и ей невероятно хотелось испытать сие потрясение еще раз. Причем Федор, похоже, вполне разделял ее желания. Но… Им никак не удавалось остаться наедине. Ни на охоте, ни в лагере, ни на пути домой, ни в самом Великом Новгороде, где царская свита и семья Годуновых разделились сразу, едва проехав ворота.

2 марта 1573 года

Великий Новгород, Никитский двор

Услышав стук, Ирина подняла голову и громко сказала:

— Да, заходите!

Дверь приоткрылась, в светелку ступил стольник Борис Годунов, остановился в дверях, обежал взглядом застеленный коврами пол, обитые сукном стены и потолок, расписанный облаками и парящими между ними птицами и ангелами.

Отстроив свое подворье, царский стольник сразу отделал четыре комнаты рядом со своими — для будущих детей. Но его Мария потомков покамест не принесла, и в одной из таких светелок вольготно обитала сестра главного дворцового строителя.

— Боря, ты же не во дворце! — улыбнулась девушка. — Что ты все вокруг постоянно рассматриваешь?