зависит, – ответил я, – уж так получилось. Даже ваше отчаянное сопротивление по большому счету не повлияло ни на что. В устроенной мною новой реальности немцы тоже не добьются победы, потому что даже при самом точном исполнении замысла гениального Шлиффена сам он по себе является авантюрой.

– Но почему же, герр Сергий? – вскричал мой собеседник. – Мне этот план показался пределом точного, истинно прусского планирования, когда учтена каждая мелочь.

– А вот вас-то Шлиффен и не учел, – усмехнувшись, ответил я. – Но на самом деле его главная ошибка в том, что он забыл, что солдаты – это не железные человечки с механическим заводом. Слишком широк радиус охвата, задуманный Шлиффеном, и слишком много времени требуется на его исполнение даже в самых идеальных условиях. Месяц форсированных маршей так вымотает войска, что, даже подойдя к Парижу, они будут буквально валиться с ног, а некоторые, особо умные, научатся спать на ходу. Боеспособность у таких частей будет, мягко выражаясь, никакая, а французы, когда поймут, что происходит, на спасение свое столицы будут перебрасывать войска даже на такси. Да и германские генералы, командующие армиями, не участвующими в гениальном обходном маневре, тоже изрядно постараются нагадить своему кайзеру. Вместо того, чтобы притворно отступать перед французским натиском, они сами перейдут в наступление и погонят противника туда, где ему, по плану Шлиффена, быть не положено – то есть к Парижу. Вот если бы у немцев в запасе имелась вторая ударная группировка, наносящая удар от Мюльхаузена на Бельфор и далее на Дижон-Орлеан – тогда Франция проигрывала бы без вариантов. Но так как недостающие войска необходимы, чтобы держать Восточный фронт, любители лягушачьих лапок в любом случае отделаются легким испугом и поверхностными царапинами на лице, после чего война перестанет быть подвижной и перейдет в позиционную фазу. Разница только в том, где это произойдет – на рубеже Амьен – Реймс, без моего вмешательства, или же на линии Гавр-Париж, после него.

Бельгийский король слушал меня, в нужных местах кивал, и в то же время косил глазом на соседний столик, где его половина, бесшумно шевеля губами, о чем-то разговаривала с Елизаветой Дмитриевной, Анастасией и мисс Зул.

– Ну хорошо, – согласился мой собеседник, – возможно, все так и будет. Но вам-то какой интерес в том, чтобы германцы подошли к Парижу вплотную или даже ворвались на его улицы?

– По первоначальному плану Шлиффена, – сказал я, – пока на западе убивают Францию, на Востоке германская армия должна была отходить, ведя арьергардные бои. И только после взятия Парижа и капитуляции лягушатников германские солдаты должны были сесть с поезда и отправиться воевать с восточными варварами. Потом Шлиффен ушел в отставку и вообще умер, а на его место пробрался такой умник, как Мольтке-младший, который значительно усилил восточную группировку в ущерб западной. И вот в тот момент, когда сражение за Париж будет с самом разгаре, неожиданно, намного раньше расчетного времени, зашевелится Восточный фронт, где перейдут в наступление русские армии. И вот тогда мне потребуется, чтобы кайзер как можно неохотнее снимал свои резервы с западного направления. Тут Париж на кону, а Кенигсберг как-нибудь отобьется. И в то же время французы и британцы, с треском проиграв приграничное сражение, будут отчаянными голосами визгливо молить императора Николая о помощи – и тот, как добрый человек, им не откажет. А кайзер Вильгельм, как Буриданов осел, будет разрываться между сражением за Париж и битвой за Восточную Пруссию.

– И какой в этом смысл? – спросил Альберт. – Если я правильно помню, вы титуловали себя Защитником Земли Русской, а Россия сейчас находится в союзе с Францией и Великобританией…

– Эта война отнюдь не в интересах российского государства и русского народа, – парировал я. – Не просвечивается за ней ни особо ценных территориальных приобретений, ни национальной сверхзадачи. Единственный человек в России, который в ней заинтересован – это император Николай Второй. Он желает как можно скорее обрести славу победителя Второго Рейха, чтобы затмить позор поражения в русско-японской войне и ужас кровавого расстрела на Дворцовой площади. Моя задача: российскому государству помочь выйти из этого кризиса оздоровившимся и окрепшим, российскому народу – уменьшить количество жертв, а для императора Николая у меня есть только одно хорошее предложение – обратиться в частное лицо и отдаться моему покровительству. Во всех остальных случаях его судьба может оказаться весьма печальной – примерно такой же, как у британского монарха Карла Первого и французского короля Людовика Шестнадцатого.

– А вы жестоки, герр Сергий… – покачал головой бельгийский король, – Разве вы забыли о том, что царствующие особы неприкосновенны при любом развитии ситуации?

– Царствующие особы – такие же люди, как и все остальные, – ответил я. – Они так же едят и так же после этого гадят в сортире, так же влюбляются и изменяют потом своим женам (или не изменяют, если имеют соответствующий характер). А еще они несут всю полноту ответственности за все-все, что происходит у них в стране. При этом царствующие особы должны помнить, что их короны, в отличие от шляпы, снимаются только вместе с головой. Я человек гуманный, и велю казнить только самых отъявленных негодяев, но и у меня может не получиться вовремя успеть к эшафоту, который возведет для неудачливого монарха его разгневанный народ. Впрочем, вас все это не касается – народ Бельгии вас любит и ничего вышеперечисленного вам не грозит. К счастью.

– Скажите, – после некоторой паузы спросил король Альберт, – а зачем вы мне это рассказываете?

Я пожал плечами и заговорил тихим и спокойным голосом:

– Наверное, затем, чтобы, когда я отпущу вас обратно, вы поделились этим знанием с кайзером Германии. Пусть знает, кто и почему ведет против него войну на Восточном фронте и иногда содействует на Западном. А еще он должен знать, что задача, которую он себе поставил, не имеет решения, и проигрыш этой войны, скорее всего, будет стоить ему престола. Центральные державы называются так потому, что со всех сторон они окружены враждебными или нейтральными странами. Поставки из внешнего мира сырья и продовольствия через Норвегию, Данию и Голландию будут самым жестоким образом пресечены Великобританией и ее военным флотом. Англичане введут такие жесткие лимиты на ввоз в эти страны всего и вся, что им просто нечего будет перепродавать в Германию. На Средиземном море обстановка будет не лучше. Из нынешних нейтралов, через которых еще можно торговать с внешним миром, Италия вступит в войну на стороне Антанты, Турция и Болгария – на стороне Центральных держав. Дольше всех продержится Румыния, через посредничество которой Германия и Австро-Венгрия смогут закупать русских хлеб. Но и она объявит войну Центральным державам, надеясь урвать себе Трансильванию. И даже ее военный разгром в кратчайшие сроки не изменит сложившуюся