присутствие моего сына. Я видела, как он поднял на него руку. Я развожусь.

По закону я могу потребовать половину состояния мужа. Но кажется, это уж слишком — так мало времени мы жили вместе. Я соглашаюсь на то, что он мне дает, и ухожу.

Элайн в отчаянии:

— Милочка моя, так ты никогда не разбогатеешь! Замужество — это ведь бизнес, как и вообще все на свете!

Нет, не все на свете бизнес. Я выходила замуж не ради денег, я искала надежду. Пусть я не стану богатой, зато совесть моя будет чистой, простыни смертного ложа — белоснежными, а на губах застынет мягкая простодушная улыбка, обращенная в вечность.

Юная особа мила, но не красавица. Зато на ней все сверкает. От каждого движения ярче блестят шелка, роскошная мишура, бриллианты. Картинка вылизана до блеска. Юная особа с затаенной пылкостью беседует с мужчиной, тоже роскошным и сияющим. Это ее возлюбленный. Имя у героини вполне американское, но с налетом экзотики: нужно уйти от обыденности. Как правило, начинается на А. Обстановка самая буржуазная, комфортная. Прически высокие, взбитые локоны прекрасно уложены. Материальная жизнь полностью устроена, но безумное сердце вечно рвется куда-то, и шотландское виски пьется ежеминутно без малейшего эффекта. Если в таком почти безоблачном раю рождается и живет любовь, то непременно ждите появления женщины покрасивее или скандальной новости, расстраивающей свадьбу, которой все так ждали, в том числе и я. Все рушится из-за обмана, которого и предположить не могли, или драматичной семейной тайны, которую раскрывает бабушка с лощеным лицом в обрамлении крупных жемчужин, сидя у искусственного камина. Джонатан, оказывается, сводный брат Синтии, ведь мать погуливала на стороне. Синтия падает в объятия кающейся матушки. Она потеряла своего принца, зато обрела брата, которого ей так не хватало. Всех переполняют эмоции. Мечта разбилась о жестокую реальность, но надежда бессмертна. Борющаяся за свое счастье принцесса перенесет еще не один удар судьбы, которую станет в слезах проклинать, и тут очередную серию завершит бабушка. С высоты жизненного опыта она подтвердит, что жить значит — прощать, а любовь придет снова. Я тоже надеюсь на это. Да уж, зато в следующем эпизоде Синтия будет счастлива.

После развода я пристрастилась к настоящему мягкому наркотику, эффективному антидепрессанту, необходимому для поддержания душевного равновесия, — мыльным операм, многосерийным телероманам на розовой водичке.

Эти сериалы, изысканно легкие и однообразные, провожают меня ко сну и будят по утрам вот уже два десятка лет. Я стала фанаткой этих сказок на заходе солнца, этих элегантных хитросплетений разных судеб, за которыми слежу с увлечением. Мои близкие надо мной смеются, и я смеюсь вместе с ними, но привычке не изменяю.

И снова я одна-одинешенька в необъятном Лос-Анджелесе, разговариваю только со своими картинами.

Я рисую все больше. Огромные полотна, яркие краски, все те же красивые молодые женщины.

Я улетаю в Европу сниматься в новом фильме.

Босиком по траве, прихваченной белым инеем. Ногам больно, но я терплю молча, словно заслужила такое. Длинные вымокшие волосы ниспадают кольцами. Мне холодно, я бегу. В густом тумане не видно ни зги. Свет рождается рассеянным. Как ориентироваться в этой английской деревне, где нет солнца? Рассветы тут сумрачные, и я ненавижу крики сов, от которых меня бросает в дрожь.

Я снова встречаю Джаста Джекина в 1981-м, я его леди Чаттерлей. Сцена необычная, сильная. Мне предстоит кричать на бегу, вот задачка-то!

У меня истерический монолог: «Я одержимая! Я одержимая!»

Исторгнуть из себя этот крик значит — выплеснуть ярость, зарядиться новой энергией. Возможность пробудить деревенскую тишь с ее лицемерной гармонией наполняет меня ликованием.

Я одержимая… Одержимость любовью, которая от меня бегает, — современная басня, проклятие обнаженной женщины.

Съемки «Любовника леди Чаттерлей» начинаются невесело. Я приехала из Лос-Анджелеса, где моросящий английский дождик идет только из пульверизатора. В Англии небо каждое утро опускается еще ниже, чем накануне. Туман подолгу клубится над землей. Это меня изматывает. Я тоскую, работаю.

— Шампанского!

— Нет, дорогуша, чаю!

Элайн приехала со мной. Видя, что я слаба как никогда, она проявляет ко мне заботу. Приходит будить меня каждое утро в шесть часов — именно тогда, когда сон в самом разгаре. Поднимает меня нежными словами, энергичными и забавными: «Hello, sweat heart! Come on! Get up! Don't be lazy. The sun is not shining this morning, like yesterday, like the day before… Who cares? Me!» (Привет, душенька моя, привет, дорогуша! Давай-ка вставай, нечего лентяйничать! Сегодня утром солнца опять нет, как вчера и позавчера… Что, всем на это плевать? Только не мне!)

Всюду со мной моя русская куколка, всегда сильная и выдержанная. Чтобы прогнать скуку, Элайн целыми часами вяжет, периодически поднимая глаза, чтобы посмотреть, как там я. Она согревает меня своими вещами и преподносит шотландский плед из поярковой шерсти, раздобытый ею в деревне.

— Какие великолепные цвета, правда?

У Элайн всегда полным-полно идей. Она взялась лечить меня чаем. Энергично вливает в меня чай с медом литрами, и я пью, только чтобы угодить ей.

— Вот и славно, лапочка!

Она разговаривает по-матерински.

Злоупотребление чаем и охлажденные ноги возвращают меня к жизни.

Я обращаю внимание на Андре Джауи, продюсера с внешностью прекрасного принца, меня забавляет его фамилия: «Хелло, мистер Одни Гласные!»

Андре высокий, изящный, динамичный. Он мне нравится, и он меня подбирает. Я отношусь к этой связи как к последней в жизни. Надеюсь. Верю, что союз возможен, верю во взаимность. Прекрасные съемки, прослоенные романтическими, сближающими, красивыми свиданиями с Андре.

В последний день съемок я решаюсь подстричься. И вот длинные кудри падают наземь, а я подзуживаю парикмахершу:

— Еще короче, пожалуйста!

Она клянется, что мне так идет. Ну и поглядим. Бай-бай, леди Чаттерлей и ее букли принцессы. Я сбрасываю это одеяние. Хочу отметить конец работы, увидеть любовь при настоящем дневном свете.

Андре ненавидит мой новый облик. Но не только в волосах дело. Я растоптала собственный шарм. Он выбрасывает меня из своей жизни, в точности следуя обычаям киношников — ведь фильм окончен. Каждый новый разрыв угнетает меня больше предыдущего. Я люблю Андре сильнее, чем он меня ненавидит. Мне не вынести новых расставаний. Уйти в самый темный угол и сказать себе, что тебя больше не любят, ты больше не нужна — невыносимы эти «больше». Всему должно быть объяснение. Разрыв стал для меня тяжелым ударом. Мне необходимо продолжение, тянущаяся ниточка. Что,