Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Хильдебранда оказалось сильное тело. Они катались по земле, и непонятно было, кто возьмет верх. Хильдебранд нанес Кейну сильный удар в плечо, приоткрыв в этот момент свой живот. В эту минуту Кейн как можно сильнее ударил его и услышал хрип противника, затем ударил его еще раз — сильнее. Еще один удар в челюсть и снова в живот. Хильдебранд катался по земле и рычал от боли. С ним было все ясно. По крайней мере, на какое-то время.
Кейн медленно встал на колени, внимательно разглядывая бандита. В сапоге у него был нож, он потянулся за ним, чтобы перерезать Хильдебранду горло, но понял, что не сможет этого сделать. Он физически не переносил убийства, даже когда речь шла о такой мрази, как Хильдебранд.
Кейн подождал, пока Хильдебранд смог приподняться.
— Достаточно, — прошептал он.
Кейн не сводил с него взгляда.
— Ники?
— Я в порядке, — ответила она.
— Он не…
— Нет. — Ее голос был едва слышен.
Кейн все еще не мог позволить себе взглянуть на нее. Продолжая следить за Хильдебрандом, он потребовал:
— Ники, подойди сюда.
Он услышал шуршание травы, когда она приблизилась к нему, но не повернулся. В отличие от большинства женщин, ее не волновало проявление знаков внимания. Она спокойно стояла рядом с ним, чуть сзади, и ждала.
Кейн хотел убить Хильдебранда, больше того — он знал, что должен именно так и поступить. Возможно, он не сможет сделать это голыми руками, но он мог бы попросить у Ната Томпсона оружие и собственноручно застрелить мерзавца. Он знал, что Томпсон одобрит его. Но он также знал, каково жить с грузом убийства, а ведь у Ники на счету уже был Янси. Он не хотел взваливать на нее ответственность за еще одно убийство.
— Когда ты намереваешься уехать? — спросил он Хильдебранда.
Тот все еще держался за живот, но все же ему удалось встать на ноги.
— Через неделю или две, — прохрипел он.
— Нет, — сказал Кейн. — Ты уедешь завтра со мной, тогда я ничего не скажу обо всем этом Томпсону.
— А как быть с ней? Она скажет кому-нибудь?
— Ники? — Кейн быстро взглянул на нее.
— Ладно, не скажу, — согласилась девушка.
Хильдебранд ухмыльнулся:
— Тогда, думаю, я смогу уехать завтра.
— Чем скорее ты провалишь отсюда, тем лучше. — В темноте слова Кейна прозвучали угрожающе.
Хильдебранд медленно, неуверенными шагами направился к своей лошади, затем резко вскочил в седло, пришпорил и через мгновение исчез из вида.
Кейн подождал, пока звук конских копыт не замер вдали, затем повернулся к Ники. Она все еще стояла рядом. Он положил ей руку на плечо и почувствовал, что ее бьет нервная дрожь.
— С тобой все в порядке? — спросил он.
— Да, — ответила она, затем тихо добавила:
— Теперь он попытается тебя убить.
— Я так не думаю, — ответил Кейн. — Он безоружен, к тому же понял, что в рукопашной схватке я сильнее.
— Ну а если позже? Когда он сможет раздобыть оружие?
Кейн чуть не рассмеялся. О Хильдебранде он беспокоился меньше всего.
— Не волнуйся, я сумею постоять за себя, — ответил он.
— Именно это я думала и о себе, — печально сказала она, прижимаясь к нему.
— Где твой пистолет?
— Я оставила его дома.
Он коснулся ее разорванной рубашки и с отвращением подумал о том, что грязные руки Хильдебранда дотрагивались до нее. На мгновение ему пришлось приложить огромное усилие, чтобы сдержать приступ гнева. Он почувствовал, как Ники вновь задрожала, на этот раз в ответ на его прикосновение, и все то, что до этого сдерживало его, показалось вдруг менее важным, чем потребность вновь чувствовать ее, дотрагиваться до нее. Нашептывая нежные слова, он крепко обнял девушку. Ее сердце сильно билось, все тело дрожало.
Она взглянула на него:
— А если он вернется?
— Он не вернется. Сегодня ночью он будет чувствовать себя не очень-то хорошо. И он не сможет достать оружие, — его голос стал тверже. — А какого черта ты здесь оказалась, да еще без оружия?
В полной темноте она дотронулась до его лица, как слепая, которой надо удостовериться, что знает этого человека.
— Я хотела повидаться с тобой. Я видела, как ты ехал этой дорогой, — сказала она с присущей ей честностью. Кейну было одновременно и приятно, и мучительно услышать это. Она так рисковала для того, чтобы только увидеть его. Черт побери, он этого недостоин.
— Я не собирался останавливаться здесь, — солгал он. — Я отправился покататься и услышал твой крик.
Казалось, она просто не слышит его, так как после этих слов она еще теснее прижалась к нему, и их тела повели свой, отдельный разговор. Она перестала дрожать, ее переполняли любовь и нежность. И Кейн почувствовал это. В течение долгих дней видеть ее и не сметь прикоснуться было мукой. Даже просто думая о ней, он сгорал от желания. Теперь, когда она оказалась в его объятиях, желание стало просто невыносимым. Ему приходилось сдерживать себя, чтобы быть нежным и случайно не напомнить ей о насилии, которому она чуть не подверглась всего лишь несколько минут назад.
— Жаль, что я не убил его, — пробормотал он скорее себе, чем ей.
— Нет, — сказала она. — Тогда я никогда не смогла бы вспоминать это место так, как мне этого хотелось.
— А как ты хочешь вспоминать его?
— Как сказочный сон, — ответила она. — Сказочный и волшебный.
Ее ответ тронул его. Она так мало у него просила, сама же предлагала ему так много. Он наклонился и поцеловал ее в щеку.
— Не дай мне испортить эту сказку и это волшебство, — нежно произнес он. — Они так редки.
Какое-то время она молчала, это было молчание объединяющей их нежности, подобной аромату первых весенних цветов. Он чувствовал тепло ее тела, доверчиво прильнувшего к нему, и не знал, что ему делать. Он был настолько растерян, захвачен врасплох, что никак не мог взять себя в руки.
Наконец она сказала:
— Ты ведь не собирался встречаться, чтобы сказать «до свидания».
— Нет, не собирался, — ответил он, мысленно благословляя темноту, не позволяющую увидеть выражение его глаз. Она, возможно, могла прочесть в них слишком многое. — Я не люблю прощаний.
Ее дыхание обожгло его, мягкое и страстное, вырывающееся из ее груди короткими и неровными вздохами. Он поднял руку и провел по ее лицу. Милая, нежная, любящая Николь, которая никогда уже не будет принадлежать ему. Кейн хотел одного — чтобы она была в полной безопасности.
Он крепко прижал ее к себе, и тело девушки, казалось, растаяло в пламени его объятий. Ее грудь была почти полностью обнажена, и он почувствовал прикосновение ее упругих нежных полушарий к своей груди. Он накрыл один из этих восхитительных холмиков своей горячей ладонью, ожидая, что она, может быть, отпрянет, особенно после грубых прикосновений Хильдебранда, поэтому он старался, как мог, быть нежным.