Убийство Антонины Демидовой, нежданной одноклассницы Аглаи Тихоновны, открыло дверь в ад. И Маша знала, что не сможет выбраться из этого ада без потерь. День за днем она теперь жила в ожидании грядущего наказания, и вопрос заключался только в его размере, но никак не в неотвратимости.

* * *

Наказание всегда неотвратимо. Речь может идти только о его размере, ну и еще о сроке реализации, конечно, но никак не о неотвратимости. Катя думала об этом, сидя в машине, пока они с Бекетовым ехали домой к Лондонам. Володя, правда, не собирался брать ее с собой, но она настояла, конечно, потому что это было «ее» расследование и ее догадка, которая оказалась совершенно правильной, несмотря на всю свою неправдоподобность.

Утром, когда они встали невыспавшиеся, но счастливые, Бекетов, наскоро позавтракав, поцеловал Катю и уехал на работу, проверять ее ночную гипотезу. Позвонил он часа через два, когда Катя уже вся извелась и измучилась, не находя себе места. Она и сама не знала, чего хочет больше: узнать, что вычислила все правильно, и Маша Лондон – действительно в прошлом любовница Димы Магадана, а ныне убийца, или попасть пальцем в небо, но сохранить жизнь Мишки неразрушенной. Да и жизнь Аглаи Тихоновны тоже.

Сможет ли пожилая женщина пережить известие, что главный враг ее детства и убийца ее родителей какое-то время был так близко? Сможет ли смириться, что его любовница вошла в ее семью, а сейчас убила двух близких ей людей? У Кати не было ответа на эти вопросы.

Увидев на телефоне высветившийся номер Бекетова, она вздрогнула и подобралась, как перед прыжком с вышки в воду. В юности она занималась этим видом спорта и в совершенстве умела входить в воду и солдатиком, и свечкой, и рыбкой, и бомбочкой. Она знала, что информация, застань она ее врасплох, наверняка сбила бы дыхание, заставила бы разгруппироваться, потерять контроль над телом, а значит, неминуемо удариться о гладь воды. Вдох, затаить дыхание, резко выдохнуть, сделать окончательный глубокий вдох и прыгнуть.

– Ну что? – спросила она, нажав на кнопку телефона и заставив его умолкнуть.

– Да, – просто ответил Бекетов.

Сейчас они ехали домой к Лондонам, точнее, к Маше, потому что Борька был, разумеется, на работе. К счастью, его отдел недавно вышел с карантинной удаленки, а это означало, что вести тяжелый разговор и получить нелегкое признание будет гораздо проще. И ей, и преступнице.

Открывшая им дверь Маша была бледна, но решительна. Ее темные волосы, обычно свободно струящиеся по плечам и спине (волосы были красивые, и Маша ими гордилась), сегодня были собраны в строгий узел, который придавал облику женщины официальность и строгость.

– Здравствуй, – сказала Катя беспомощно, когда Маша открыла им дверь. – Извини, что без звонка, но нам надо поговорить.

– Нам?

– Это мой друг, его зовут Владимир.

– Бекетов Владимир Николаевич, – он вытащил свое удостоверение и показал Маше, которая отступила на шаг и побледнела еще больше, – следователь Мещанского межрайонного следственного отдела Следственного управления по Центральному административному округу города Москвы. Вы Мария Александровна Лондон, в девичестве Ковалева?

– Да, – казалось, застрявший в узком изящном горле воздух не давал словам выходить наружу. – Это я. Проходите, пожалуйста.

Она не спрашивала, по какому делу они пришли, словно это было совершенно не нужно. По глазам Маши, точнее, по застывшему в них выражению безысходности, Катя видела, что она знает. И Бекетов видел это тоже, разумеется.

– Где мы можем поговорить?

– Вот, проходите на кухню.

– Вы дома одна?

– Да, муж на работе, а дочь живет отдельно. Я одна.

– Мария Александровна, а вы давно живете в этой квартире?

– Да, с середины девяностых. У меня уже была эта квартира, когда я выходила замуж. Она достаточно просторная, поэтому мы не видели нужды ее менять. Просто еще построили дачу за городом, а потом, когда выросла Оля, это наша дочь, купили ей квартиру, чтобы отселить.

Они прошли на чистую, словно стерильную кухню, где на плите готовился обед. В кастрюле булькал борщ, а из духовки доносился аромат запекающегося мяса с травами. Маша ждала мужа домой. Уселись за стол. Хозяйка не предложила им чаю, видимо, понимая, что гостеприимство в нынешней ситуации излишне. Положила сцепленные в замок руки на стеклянную столешницу, смотрела Бекетову прямо в глаза, как собака, которая знала, что ее сейчас усыпят.

– Мария Александровна, а сколько вам было лет, когда вы входили замуж?

– Двадцать три.

– Вы к тому моменту уже окончили институт?

– Да.

– И где работали?

– Нигде. Я помогала с бизнесом моим родителям.

– А ваш муж?

– Ему было девятнадцать, он учился в институте.

– То есть вы оба не зарабатывали, но у вас при этом была трехкомнатная квартира? Не в центре, прямо скажем, но и не на окраине. Это бизнес ваших родителей приносил вам такие дивиденды?

Маша вскинула голову, сейчас она была похожа на норовистую кобылу, и было в ее лице что-то такое, что Катя невольно залюбовалась ею.

– Судя по вашим вопросам, вы прекрасно осведомлены о том, откуда у меня квартира и почему я не работала, – сказала хозяйка дома. – Поэтому, чтобы предвосхитить ваши вопросы, я могу сразу сказать, что с лета тысяча девятьсот девяносто четвертого по лето девяносто восьмого я была любовницей Дмитрия Зимина. И да, я знала, что он бандит, вор в законе, да, меня это не смущало, да, видимо, я абсолютно аморальна, нет, мой муж не знал о моем прошлом. Еще вопросы есть?

– Да я еще даже не начал, – усмехнулся Бекетов.

Катя как завороженная слушала разворачивающуюся перед ней историю знакомства сидящей перед ней женщины с Димой Магаданом, а также описание тех четырех лет, которые они провели вместе. Маша упомянула о том, что в момент их первой встречи Зимин следил за Ольгой Каплевской, а потом перестал. О покупке дома в Марбелье, о его гибели, оформлении на ее имя недвижимости и оставленных драгоценностях.

– Он когда-нибудь упоминал о ком-то, с кем учился в школе?

– Да. Однажды он рассказал мне, что за всю жизнь любил только одну женщину. И это была его одноклассница.

– Вы знали, что это Аглая Колокольцева?

Маша посмотрела на них удивленно, слабо махнула рукой.

– С чего вы это взяли? Девушку, которую он любил всю жизнь, которая стала его первой женщиной, звали Ира Птицына. Она умерла. Давно.

– Но о том, что Аглая Тихоновна тоже училась с ним в одном классе, вы все-таки знали?

– Тогда нет. Мы никогда не разговаривали об Аглае Тихоновне, кроме того раза, когда умерла Оля. Они с Васей погибли, и я попросила Диму позволить мне пожить у Колокольцевой. Ей было очень тяжело. Он согласился, сказал, что у меня доброе сердце, но сам к ее дому не приближался.