Наличие диагноза, который может предсказать поведение преступника, полезно и для системы правосудия. Успех Контрольного перечня признаков психопатии в предупреждении рецидива и насильственных преступлений доказывает это. Однако нужно осознавать и те опасные последствия, которые могут быть вызваны неточным диагнозом. Исправительная система устроена так, что одна запись тюремного психолога или чиновника, ведающего приемом заключенных, может сделать из человека воплощение Каина. Возьмем такой случай: молодой заключенный, осужденный за серию грабежей, получил право добиваться условно-досрочного освобождения. Загруженный работой низкооплачиваемый тюремный психолог проводит с ним короткую беседу и бегло просматривает его личное дело, где видит заметку психиатра, который несколькими годами ранее назвал этого преступника «антисоциальной личностью». В отчете психолог указывает, что, по его профессиональному мнению, заключенный — психопат, следовательно, его не стоит освобождать досрочно. Комиссия, руководствуясь своими знаниями о психопатии и обеспокоенная ростом преступности, отклоняет просьбу заключенного. Это ввергает его в депрессию, и через несколько дней он лишает себя жизни. На следствии злополучный психолог утверждает, что поставил диагноз на основании данных личного дела и пятнадцатиминутного интервью.

Как бы там ни было, точный диагноз нужен при классификации преступников, распределении трудовых обязанностей, принятии решений о методах терапии и интервенции, рассмотрении ходатайства о досрочном освобождении и подготовке тюремного персонала к ежедневному общению с заключенными. Диагноз «психопатия» может предотвратить и перевод заключенного из тюрьмы в психиатрическую лечебницу, где психопат способен оказать разрушительное влияние на остальных пациентов. Если же такой заключенный уже попал в больницу, диагноз поможет установить, какая ему нужна охрана. Недавно один пациент убил служащего самой крупной клиники для душевнобольных заключенных в Северной Америке.1 На общем собрании администрации и персонала клиники было принято решение о введении нового правила: пациент с высокими баллами по Контрольному перечню признаков психопатии и историей насильственных преступлений должен пройти специальную проверку, от результатов которой будет зависеть, ослабят ли надзор за этим заключенным в стенах клиники. Эта проверка помогает персоналу найти равновесие между необходимостью свести к минимуму насилие и правом каждого пациента на соответствующее лечение.

Большинство судебных органов во всем мире признают психопатов психически вменяемыми. Однако недавно в Австралии произошел такой случай: власти решили, что единственным способом не выпустить Гарри Дэйвида, «агрессивного психопата», на свободу было признание его и ему подобных душевнобольными путем внесения изменений в законодательство. Изучив послужной список правонарушений Дэйвида, судья Верховного Суда, который вел это дело, сказал буквально следующее: «Человек с таким прошлым должен страдать душевным расстройством, и если психиатры этого не понимают, тогда они, должно быть, тоже сошли с ума». Несмотря на возмущение психиатрического сообщества, Дэйвид был признан душевнобольным и отправлен в психиатрическую клинику строгого режима

Neville Parker. The Garry David case. Australian and New Zealand Journal of Psychiatry, 25,1991, 371-374

Однажды мне позвонили с телеканала CBS и попросили, чтобы я прокомментировал возможную связь между психопатией и личностью президента Ирака Саддама Хуссейна. Война в Персидском заливе была в самом разгаре, и внимание всего народа США было приковано к военным действиям и связанным с ними политикам. Все хотели предугадать следующий ход Хуссейна, и компания CBS, вероятно, решила остудить общенациональную лихорадку «мнением эксперта».

Я отклонил приглашение. Диагностика на расстоянии, даже если ее проводят опытные клиницисты, может с легкостью превратиться в пародию. Ее детищем может стать красивый домысел, подкрепляемый не столько фактами, сколько авторитетом эксперта.

В случае с Саддамом Хуссейном риск был особенно велик, потому что, как мы все увидели с первых дней военных действий, «первой жертвой войны становится правда». Диагностика Хуссейна требовала не только детального изучения биографических сведений, которых явно не хватало, но и глубокого знания различий в культурной, религиозной и других сферах жизни иракского и американского народов.

Дэниел Гоулмэн в своей статье ссылался на высказывания д-ра Джеррольда Поста, профессора психиатрии и политологии из Университета Джорджа Вашингтона (статья Experts Differ on Dissecting Leaders' Psyches from Afar, New York Times, January 19, 1991, p. C1 ff). В обращении к Сенату д-р Пост заявил, что президент Ирака страдает «злокачественным нарциссизмом, тяжелым расстройством личности, которое превратило его в претенциозного и безжалостного параноика». Свою лепту пытались внести даже профаны. Тринадцатого февраля 1991 года в эфире телеканала CNN член палаты представителей Роберт Дорнан назвал Хуссейна «социопсихопатом».

В этой же статье Гоулмэн написал, что психологические портреты общественных деятелей, основанные на фрейдистских теориях, очень интересовали правительство США, но специалисты расходились во мнении относительно их правдоподобности. В частности, в случае с Хуссейном «критики замечают, что другие трактовки также внушают доверие и что диагноз [Поста] основан на слабой доказательной базе».

Тем не менее Пост использовал свой диагноз не только для описания личности Хуссейна, но и для прогнозирования его будущих действий. За несколько дней до 15 января, крайнего срока, который Дж. Буш старший дал Хуссейну для ухода из Кувейта, он заявил, что «мистер Хуссейн, наверное, уйдет от столкновения в последнюю минуту».

Факты доказали обратное: Хуссейн остался. Тогда Пост заметил, что пророческая сила клинических диагнозов не безгранична: «Это образцы и тенденции. Мы можем с уверенностью сказать, почему тот или иной человек поступил именно так, а не иначе в той или иной ситуации, но невозможно составить точный прогноз, исходя только из личности человека».

Затем эта история приняла еще более интересный оборот. Седьмого февраля 1991 года, выступая в программе новостей телеканала Canadian Broadcasting Corporation, один житель Ирака сказал: «Буш хочет уничтожить арабов. Он психопат».

Одна женщина, увидев в газете статью о моей работе, как-то позвонила мне и сказала: «Из статьи выходит, что мой сын — психопат». Затем она спросила, не смог бы я проверить ее сына, отбывающего трехлетний срок за воровство, на предмет психопатии. Я объяснил ей, что не смогу этого сделать и что такой диагноз сведет возможность его досрочного освобождения к минимуму. «В этом-то и дело, — воскликнула она. — Я не хочу, чтобы он выходил! Он всегда был нашей самой большой проблемой. В семь лет он пытался растлить свою младшую сестру. Когда ему было девять, полицейские так часто бывали в нашем доме, что я уже хотела брать с них арендную плату. Сейчас он сидит в тюрьме за то, что украл деньги на фирме отца».

Разрушающий потенциал диагностических ярлыков можно проиллюстрировать на примере «профессиональной» деятельности психиатра из Техаса Джеймса