прошедшей неделе впустую угрохал. Впрочем, чего плакать-то? Многое из намеченного всё же успел свершить, нашёл возможность.

— Вы сегодня совсем мало поели, ваше преподобие. — ласково улыбается Инга.

Жена владельца самого респектабельного заведения столицы прислуживает мне лично, узнала, что мне заказали завтрак на пять часов, и не поленилась встать до рассвета.

— Мало, зато очень вкусно. — сказать женщине заслуженный комплимент не трудно. — Спасибо, Инга. Не забудь в счёт включить. Сегодня как раз за всю неделю и расплачусь, заодно и аванс на следующую выдам.

— Ой, ну какой счёт⁈ — всплеснула та руками будто крестьянка. — Ваше питание будет бесплатным, сколько бы ни погостили у нас.

— Э, нет, уважаемая. Аббат Готлинский всегда платит по своим счетам. А за тот пустяк мы как-нибудь потом сочтёмся.

Ничего себе пустячок, исцелить врождённый порок сердца. Только я же скромный и добродетельный, может где и зачтётся. Или уже зачлось, так сказать, авансом?

Сынок Инги страдал именно этим кардиологическим заболеванием, ну, я так полагаю, у дочери моего сослуживца такая же беда была. Нанятые за огромные деньги целители лишь убирали у Василия характерные симптомы на месяц-два-полгода, а потом у девятилетнего пацана опять начинались приступы. В общем, я потратился на плетение полного исцеления, уверен, результат стопроцентно положительный.

На улице меня ждёт портшез. Вроде как несолидно в сутане по столице верхом рассекать, теперь знаю об этом. Или пешком, или на носилках, или в карете. При моих статусе и славе первое исключено, а экипажей нет. Баронета Ника опять в имение уехала — любовник у неё там что ли? — частит больно, я бы на месте главного королевского мага Митрия к жёнушке присмотрелся, румяна, красива и лёгкость мыслей у неё необыкновенная — а дядюшка Андрей Торский убыл по вице-канцлерским делам в Ултиар, второй по величине город Кранца, который вот-вот осадит объединённое войско Габарии и Ахорской лиги. Так что, остался я пока без кареты.

— Прошу вас, господин. — старший из четвёрки рабов раздёрнул передо мной занавеси портшеза.

Носилки, как и сами носильщики, разумеется, тоже не мои. Прецептор предоставил свои личные. Первый мой опыт передвижения на чужом хребте, если не считать больничной каталки, на которой меня из палаты в палату перемещали или на процедуры возили.

Парни, смотрю, крепкие, а я не такой уж и тяжёлый. Надеюсь, не уронят? Интересно, а какой сейчас у меня вес? Фунтов сто двадцать? Ни разу ведь не взвешивался, хотя у меня в обители четверо или даже пятеро весов имеются. Надо будет не забыть определить свою тяжесть. Вроде бы и ни к чему это, а, с другой стороны, любопытно всё же.

Мои бойцы уже в сёдлах.

— Командуй, Эрик. — машу рукой, устроившись задницей на подложенную на сидение подушку. — В прецепторию, и поживей.

Хоть заднице и мягко, сидеть всё равно как-то неудобно. Поёрзал, не помогло, да и пёс с ним. Качка как на лодочке катаюсь. От рабов потом несёт, они вообще что ли не моются?

Делаю щель в занавесе и смотрю на проснувшийся Рансбур. Взгляд сразу же примечает патруль стражи. Их количество на этой неделе резко увеличилось. Всё ищут того арестанта, Джека Мстителя, который оставил их с носом в моём присутствии.

Его уж поди и след простыл, долго телились, он наверняка сразу покинул столицу. Или нет? Погоню, говорят, по всем дорогам отправляли. Так что, действительно, может всё ещё в городе скрываться. Рансбур большой, тут столько трущоб и пустырей, складских, мастеровых и скотных районов, что найти человека весьма не просто.

— Господин, — кричит мне сидевшая на углу улицы и площади нищенка. — Подайте на лепёшку. — тянет в мою сторону руку.

При мне на такие случаи специально разменянные Сергием мелкие медяки по одному и три зольда. Извлекаю горсть и швыряю в сторону старухи. Не я такой, жизнь такая. В том смысле, что по другому я себя вести не могу. Пока, во всяком случае.

Мыслями опять возвращаюсь к Мстителю. И увеличенное число стражников на площади тому причиной, и подвешенный за ноги труп сваренного в смоле преступника. А как раз сегодня должны были казнить этого милорда Джека.

Ему, правда, должны были отрубить голову, что радует. Имею в виду, если когда-нибудь допрыгаюсь до своей казни, то никаких чудовищных мучений мне испытать не придётся, просто, меч вжух, и голова с плеч прочь, стук-стук по доскам эшафота. Иная расправа благородным не грозит, даже тем, кого на смерть отправляет церковный трибунал за ересь или служение тёмным культам. Насколько помню, на Земле было несколько по иному.

Да, сбежавший арестант являлся дворянином, но не с рождения, а как и моя Берта ставший милордом после обретения дара. Чем он так насолил короне, что его решили казнить? Как я понял, он один из трёх лидеров бушевавшего почти год восстания.

Что заставило получившего дворянство молодого одарённого бросить посреди учёбы университет, уехать в провинцию и организовать там захват замок барона, своего бывшего господина, толком никто моим людям так и не рассказал. Нет, говорили-то много, только сведения друг другу противоречили.

Даже не стал себе этим Джеком себе голову забивать. Не удалось удовлетворить своё любопытство, что ж, как-нибудь переживу. Жил же как-то до этого.

Носилки остановились перед парадным входом в прецепторию. Столпотворения экипажей и носилок тут не наблюдалось. Не потому, что раннее утро, а просто почти все участники конклава проживают сейчас здесь. Нас только пять или шесть, кто поселился в городе. Остальные предпочитают на дорогие столичные гостиницы и питание не тратиться.

Мои парни с Эриком остаются у входа, о них и их конях позаботятся, я же иду в нашу орденскую церковь, пристроенную изнутри пентагона у восточного крыла здания. Там уже почти все собрались на утреннюю молитву, ждут только навскидку пару-тройку припозднившихся, ну, и самого прецептора.

— Милорд, ваше преподобие, Степ, милорд. — сыпятся на меня приветствия со всех сторон.

Не заблуждаюсь, зависть — сильное чувство. Настолько, что присуще порой самым чистым душам. Наверняка его в мой адрес испытывают все — молод, родовит, богат, удачлив и, что самое важное, наделён Создателем могучим магическим даром — тут и у самого равнодушного может зубы до скрежета свести.

Но на данный момент зависть придавлена плитой благодарности за мой уход в сторону от соперничества и желанием получить поддержку такой значимой фигуры как бастард Неллерский, настоятель Готлинской обители, лицо, близкое к прецептору, и лично очень