Впрочем, без провокаций дело также не обошлось. В начале августа 1940 г. «Общество» распространило сообщение о том, что в ближайшие две недели Красная Армия займет ключевые пункты Финляндии под предлогом необходимости защиты и обеспечения железнодорожных перевозок по линии Выборг – Ханко (об этом писал в своих изданных в Стокгольме мемуарах большой друг СССР, посол Финляндии в Москве, а затем и президент страны Ю.-К. Паасикиви) (103).

Не вызывает сомнений и стратегическая задача, поставленная в Москве перед финскими коммунистами и руководимым ими «Обществом мира» («мы были того мнения, что события в Финляндии будут развиваться так же, как в Балтийских странах»). С еще большей, предельной откровенностью стратегическая линия Коминтерна (т. е. сталинского руководства СССР) в отношении Финляндии раскрывается в «Письме финским коммунистам», составленном находящейся в Советском Союзе руководящей группой ЦК ФКП (документ подписали Куусинен и Антикайнен). Перед находящимися в Финляндии членами ФКП ставятся такие задачи:

«…Разоблачать перед массами классовый характер главного лозунга финской буржуазии: «Защита самостоятельности Финляндии…» Финский народ стал бы счастливым, если бы он получил такую свободу и самостоятельность, какой обладают народы Карело-Финской, Литовской, Латвийской, Эстонской Советских Республик. Таким образом, наша партия, отвергая и разоблачая лозунг «защиты самостоятельности Финляндии», увязывает вопрос об обеспечении самостоятельности Финляндии и финского народа с задачей превращения Финляндии в советскую республику» (выделено мной. – М.С.) (127).

Дискуссионными являются два вопроса. Во-первых, не вполне ясен сам сценарий запланированного перехода от «дестабилизации к советизации». Можно лишь предположить, что Карело-Финская ССР была создана (и активно «финизировалась» летом 1940 г.) именно для того, чтобы в дальнейшем осуществить «превращение Финляндии в советскую республику» не как поглощение малой страны огромным соседом, а в несколько более благовидной форме «воссоединения карельского и финского народов в едином государстве». С другой стороны, надеяться на то, что выстоявший в тяжелейшие дни «зимней войны» народ Финляндии согласится «добровольно-принудительно» (по образцу трех стран Прибалтики) воссоединиться с «Карело-Финляндией» Куусинена, было бы слишком легкомысленно.

Трудно поверить в то, что Сталин мог планировать столь простую игру. Возможно, кровопролитные уличные беспорядки должны были лишь создать пропагандистский повод для полномасштабного вторжения войск Красной Армии. Как пишет в своих мемуарах Маннергейм, «в Хельсинки по известному образцу были инсценированы демонстрации коммунистов, целью которых было спровоцировать кризис. Когда группу буянов задержали во время уличных беспорядков, посол СССР заявил протест премьер-министру Рюти…» (22, стр. 356). При таком сценарии вторжение могло быть обосновано необходимостью спасти «истекающих кровью финских рабочих». К сожалению, имеющаяся источниковая база не позволяет пока продвинуться дальше догадок и предположений.

Еще более загадочным представляется второй вопрос. Почему же, в конце концов, ни миролюбивому «Обществу», ни победоносной Красной Армии так и не удалось «сломать хребет финской буржуазии»? Почему «ЦК КПФ после 7 августа запретил проведение каких бы то ни было демонстраций», т. е. фактически остановил кампанию дестабилизации на самом разбеге? Почему ожидаемая многими и такая «логичная» в ситуации лета – осени 1940 г. оккупация Финляндии так и не состоялась? И на этот вопрос у нас нет убедительного ответа. Некоторые предположения об обстоятельствах, повлиявших на принятие (лучше сказать – непринятие) решения о вторжении, можно получить из анализа сугубо военных аспектов ситуации лета – осени 1940 г., о чем и пойдет речь в следующей главе.

Хронологически первым в ряду «финских вопросов», которые решало советское руководство в первые недели после подписания 12 марта 1940 г. Московского мирного договора, стал запрет на создание военного союза Норвегии, Швеции и Финляндии.

Предыстория вопроса такова. На всем протяжении «зимней войны» правительства Норвегии и Швеции демонстративно отстранились от оказания действенной военной помощи жертве агрессии. Более того, два эти правительства категорически отказались пропустить через территорию своих государств англо-французский экспедиционный корпус. Этот отказ, твердый, бесповоротный и публичный, фактически был использован Чемберленом и Даладье в качестве благовидного предлога для бесконечных проволочек с отправкой войск в Скандинавию (в конечном итоге все это закончилось оккупацией части Финляндии войсками Советского Союза и всей Норвегии – войсками фашистской Германии). С другой стороны, руководители Норвегии и Швеции неоднократно заявляли о том, что их симпатии всецело на стороне демократической Финляндии, и если после окончания войны Финляндия еще будет существовать, то они готовы будут заключить с ней тесный военно-политический союз.

Война закончилась. Финляндия, изрядно потрепанная, но непобежденная, уцелела. Сразу же после окончания войны, в марте 1940 г., начались переговоры о создании оборонительного союза Скандинавских стран. Однако в эти переговоры немедленно «включилась» Москва, которая заявила о том, что участие Финляндии в таком союзе будет считаться нарушением условий Мирного договора от 12 марта со всеми вытекающими из такового нарушения последствиями. Разумеется, в ситуации весны 1940 года Финляндии не оставалось ничего иного, как согласиться с этим неприкрытым давлением. Заслуживает внимания оценка истории несостоявшегося союза, данная в мемуарах Маннергейма:

«Оборонительный альянс был задуман как воплощение желания северных стран защитить свой нейтралитет и независимость, и его единственной целью было сохранение статус-кво Севера, при этом Финляндия входила бы в союз с границами, установленными Московским договором. Дополнительной гарантией мирных целей предполагаемого союза являлось прямое обязательство всех его членов не начинать войны, если вопрос не идет об общей обороне от агрессора.

Сопротивление Советского Союза созданию такого оборонительного альянса было ошибкой. Как показало дальнейшее развитие событий, отказ от него пошел на пользу только Гитлеру, нападение которого на Скандинавию не встретило совместного сопротивления Швеции и Норвегии. Можно задаться вопросом, оккупировал бы Гитлер вообще Норвегию, если бы знал, что вступит в открытый конфликт со Швецией и Финляндией? Оборонительный союз автоматически привел бы нас на сторону противников Германии… Разрушив планы создания оборонительного союза, СССР фактически содействовал тому, что немцы захватили плацдарм на норвежском побережье Северного Ледовитого океана. Оттуда они стали угрожать Мурманску и протянули часть своих коммуникаций кратчайшим путем через север Финляндии, а позднее, использовав железную дорогу, построенную по приказу Советского Союза (линия Кемиярви – Салла), появились в опасной близости от Мурманска» (22, стр.349–350).

Разумеется, позиция, занятая советским руководством в вопросе о создании оборонительного союза Скандинавских стран, была «ошибкой» лишь в предположении о том, что целью сталинской дипломатии было поддержание мира во всем мире и прежде всего – у границ СССР. Если предположить, что цели были совсем другими, то тогда и оценка может смениться на прямо противоположную. Точно так же, в зависимости от предполагаемых целей и задач, следует оценивать и способ создания и вооружения военной базы на полуострове Ханко, который оказался в распоряжении Советского Союза по условиям Московского договора.