В номере мотеля Луиза так и не может заснуть. Любовник уехал домой, — у него там нет привидений — к жене, которая и не подозревает о Луизе. Луиза для нее просто не существует. Как привидение. Она лежит и думает о своем призраке. Темнота не такая уж темная, думает Луиза, да и в номере что-то есть. Что-то осталось после любовника. Что-то касается ее лица. Во рту горчит. За стеной кто-то расхаживает из угла в угол. Слышится детский плач, а может, это просто кошка мяукает.

Луиза встает, одевается и едет домой. Ее разбирает любопытство — дома ли привидение, или мамин рецепт сработал? Надо было сделать пару фотографий.

Она обыскивает весь дом. Выворачивает одежду обратно с изнанки на лицевую сторону. Призрака нигде не видно. Нету, и все тут. Луиза даже заглядывает, выгибая шею, в каминную трубу.

Оказывается, он в ящике с нижним бельем. Лежит себе ничком, разбросав руки. По-прежнему голый, но на теле теперь легкий пух, как у обезьяньего детеныша.

Луиза с облегчением плюет на пол.

— Во имя Господа, ответь, чего ты хочешь?

Но призрак молчит. Уткнулся носом в ее трусики и комбинации, такой маленький, пушистый, одинокий. Может, он просто не знает, чего хочет? Как и сама Луиза.

— Хочешь одеться? Хочешь, я найду тебе одежду? Только тебе лучше тогда определиться с размером.

Призрак молчит.

— Ну, ты подумай. Как надумаешь, скажи, — и Луиза вежливо закрывает ящик.

Анна лежит в своей зеленой кроватке. Горит лампа с зеленым абажуром. Луиза и парень, который приходит присматривать за Анной, сидят в гостиной, а Луиза разговаривает с девочкой.

— Когда я была собакой, — рассказывает Анна, — я ела розы, сырое мясо и борщ. А еще я носила шелковые платьица.

— Когда ты была собакой, — говорит ей Луиза, — у тебя были большие шелковистые уши, четыре большие лапы и шелковый ошейник, а еще шелковое платьице с дырочкой для хвоста.

— Зеленое платьице. А еще я могла видеть в темноте.

— Спокойной ночи, моя зеленая девочка. Спи, засыпай. Спокойной ночи, — она целует дочку и идет в гостиную.

— Какая красавица эта Луиза, а? — восклицает она, садясь на ручку луизиного кресла и глядя в трюмо напротив. — Мы обе красавицы. Луиза, Луиза, Луиза и Луиза. Все четверо просто неотразимы!

— Зеркало-зеркало, скажи без помех, — улыбается парень, — какая Луиза прекраснее всех?

Парня зовут Патрик, денег с Луизы он не берет. Вместо них он берет билеты на концерты. Патрик играет на классической гитаре и пишет музыку. Луиза с Луизой охотно послушали бы его произведения, но он стесняется играть перед ними. Хотя иногда приносит с собой гитару и учит Анну простейшим аккордам.

— Как там твой призрак? — спрашивает Луиза. — У Луизы завелось привидение, — поясняет она Патрику.

— Уменьшился. И оброс.

Луизе Патрик не нравится. Во-первых, он явно влюблен в Луизу. От его тоскливых взглядов на подругу Луизе делается неловко. Может, он даже пишет любовные песни. Он хорошо ладит с Анной. Будто это ему как-то поможет.

— А чеснок ты пробовала? — спрашивает Луиза. — А плевать на пол? А святую воду? В библиотеку ходила?

— Да, — врет Луиза.

— Что, если попробовать музыку кантри? — предлагает Патрик. — Например, Джонни Кэша, Пэтси Клайн, Хэнка Уильямса?

— Кантри? Это что, вроде святой воды?

— Я что-то читал на эту тему. То ли в журнале «Нью Сайентист», то ли в журнале «Гитар», или слышал в ток-шоу Марты Стюарт… Это как-то связано с высотой звуков, с частотами. Говорят, тирольское пение должно сработать. Там есть такой напев, называется йодль. Если подумать, не так уж и глупо.

— А я тут вспомнила о нашем лагере, — сказала Луиза. — Помнишь, вожатые рассказывали нам страшные истории?

— Конечно, помню! Они еще пугали нас, делали всякие штуки с фонариком. Ты меня будила посреди ночи, чтобы вместе сходить в туалет. Боялась ходить одна!

— Это я боялась? Ничего себе, сама боялась, а на меня наговаривает.

В концертном зале одна Луиза смотрит на виолончелистов, а другая на другую Луизу. Виолончелисты же смотрят на дирижера, но и они украдкой бросают взгляды на нее. Луиза чувствует эти взгляды. Музыка проникает повсюду, как свет, и, как свет, она любит Луизу. Луиза понятия не имеет, откуда ей это известно, но она просто чувствует, как музыка обволакивает Луизу, постепенно вливается в ее прекрасные уши, в рот, скапливается в волосах, во впадинке между ног. И что Луизе это дает, размышляет вторая Луиза. С тем же успехом виолончелисты могли бы играть на отбойных молотках и столовых ложках.

Ну, может, это и не совсем правда. Может, слуха у Луизы и нету, но это вовсе не значит, что она не любит музыку, — так она сама говорит. Луиза чувствует музыку костями, позвоночником, основанием черепа. Зудом на коже. Похоже на разгадывание кроссворда. Луиза пытается разгадать музыку, а рядом сидит другая Луиза и пытается разгадать саму Луизу.

Музыка начинается, замолкает и снова звучит. В паузах Луиза с Луизой аплодируют, а потом зажигается свет.

— Я тут много о чем думала, — говорит Луиза. Так, о всякой всячине. Я хочу еще одного ребенка.

— То есть? — опешила Луиза. — Ты хочешь сказать, еще такого же, как Анна?

— Ну, не знаю. Просто другого. И тебе нужно родить ребенка. Можно вместе ходить в школу будущих мам по системе Ламейза. Ты назовешь дочку Луизой в честь меня, а я свою Луизой в честь тебя. Представляешь, как будет здорово?

— Анна от ревности с ума сойдет.

— Но я буду просто счастлива. Когда Анна была маленькой, это было такое счастье. Все казалось удивительно вкусным, даже воздух. Мне и сама беременность понравилась.

— А сейчас ты что, не счастлива?

— Ну, да, счастлива. Но то счастье совсем другое, понимаешь?

— Немного. Как в детстве, да? Как в лагере?

— Да, конечно. Как в детстве. Но сначала тебе надо спровадить твоего призрака. Привидения не гигиеничны. Я могу познакомить тебя с очень милым человеком. Он виолончелист. Может, у него и не лучшая спермограмма, но он очень милый.

— А какой он по счету?

— Зачем так относиться к людям! Ты же его не знаешь. Я не хочу, чтобы ты считала его просто номером таким-то. Я тебе его покажу издалека. Да, и номера восемь тоже. Обязательно надо тебя познакомить с моим красавчиком номер восемь! Пойдем как-нибудь пообедаем, я тебе все о нем расскажу. Он без ума от страсти, сражен и поражен. Я его поразила!

Луиза отправляется в туалет, а Луиза думает о своем призраке. Ну почему нельзя, чтобы у женщины были и призрак и ребенок? Почему всегда приходится чем-то жертвовать? Почему другие не умеют делиться?

Интересно, зачем Луизе второй ребенок. Что, если он тоже возненавидит Луизу, как Анна? Или тоже окажется собакой в прошлой жизни? А если ее собственная дочь возненавидит ее, Луизу?