Темный силуэт ворона.

Я ощущаю, как ракушка в моем ухе начинает вибрировать. Смотрю на Саула. На Сумо. На Линн. На десятки обращенных ко мне с экрана лиц. Уверенность в совершаемом выборе никогда не была моей сильной стороной. В отличие от бесстрашия.

В моем мозгу всплывает диковинное имя, услышанное мною не так давно. Бог времени из древней религии, познавший вечность и подаривший ее человечеству…

– Кетцаль’коатль, – произношу я.

Нож падает на пол. Я разбегаюсь и прыгаю в центральное окно, к небу, к звездам, навстречу ворону. Разбивающееся стекло. Грохот. И боль.

* * *

Я не ощущаю превращения в пернатого змея – в этот момент я лишь понимаю, что был им всегда. Мне не нужно прилагать усилия для полета – ветер несет меня, и я становлюсь им – нет, я всегда был им. Все, что надо мной и подо мной, – это переливающийся рисунок на моей чешуйчатой коже: и звезды, и облака, и густая тьма ночного неба, и переливающийся огнями город внизу. Внизу проплывают острова – большой и десятки крохотных, на которых раскинулся город-государство. И грузовые корабли, отплывающие из портов во все стороны света.

Я снижаюсь, чтобы коснуться города крыльями: сначала пролетаю между небоскребами, потом над песчаной гладью, над ржавыми консервными банками, сквозь мягкий шелест обрывков целлофана, над вечерними запахами, затихающими в темноте. Затем лечу к деревьям, что виднеются вдалеке, уже за границей города. Большое круглое озеро, в сонном ожидании растянувшее передо мной свою холодную гладь. Теперь, пробив головой слой сырых облаков, я взлетаю в обжитое самолетами небо, на миг зависаю в струе стерильного воздуха и бросаюсь вниз. Прорезав покрывало озерного тумана, плавно вхожу в неподвижную воду и, зарывшись в кашу ила, достигаю дна, где замираю на несколько мгновений, прежде чем снова устремиться ввысь. Мне кажется, мой полет длится вечно, но быть может, лишь несколько минут – время теряет свое земное значение, как и пространство. Я ветер. Меня зовут Кетцаль’коатль. Я – бог времени, который подарит людям вечность.

Когда реальность Кетцаль’коатля истончается, растворяется, исчезает, я начинаю ощущать прикосновение холодной земли к своей спине и свежесть росы на щеках. Открываю глаза – я лежу лицом к небу, посреди пустынного поля для гольфа – и достаю из уха ракушку Memnotech. А надо мной, высоко вверху, мерцая серебристым брюхом, бесшумно плывет цеппелин.

Комиссар отставил в сторону хрустальный бокал на высокой ножке, тщательно завернутый в полиэтилен, и окинул взглядом субтильного молодого человека, сидящего напротив. Из-за дверей пентхауса все еще доносились переговоры полицейских раций и гомон пьяных гостей, которые никак не желали расходиться.

– Цианид, полагаю. Как звали вашего знакомого?

– Паоло. Паоло Рамбан.

– Вы присутствовали, когда он был отравлен?

– Нет.

– А девушка, которую увезли в больницу?

– Катрин Гаади, то есть Варго. Она оставалась с Паоло, когда я ушел.

– Почему вы вернулись?

– Не знаю – наверно, что-то почувствовал.

– А почему она это сделала?

– Это не ее рук дело. Они с Паоло были близки.

– С этим разберется следствие, – строго ответил комиссар. – Допустим, это сделал он сам… У вас есть предположения почему?

– Да, есть.

Комиссар ждал продолжения, но молодой человек, казалось, забыл о происходящем, погрузившись в свои мысли. Вид у него был подавленный.

– И? – Комиссар начал терять терпение. – Может, поделитесь со мной? Ему поступали угрозы?

– У нас у всех одна общая угроза. И у меня, и у вас, комиссар. Трансферизм не пощадит никого.

О кулинарных увлечениях Паоло Рамбана было известно давно. Однако свое воплощение они получили чуть более года назад в претенциозном ресторане, ставшем отличной приманкой для гурманов всех сортов. Ресторан под названием «Семь смертельных грехов», расположенный в центре небольшого креативного кластера, занимал цокольный этаж здания вместе с нишевым бутиком, картинной галереей и магазином антиквариата. Именно так и было написано имя ресторана – с перечеркнутым слово «смертельных». В новом Сингапуре ни один грех не может считаться смертным. Сингапурская элита главным образом приходила сюда на знаменитые дегустационные ужины – перфомансы из семи блюд, участие в которых нужно было бронировать чуть ли не за месяц.

В обеденное же время гостей было не так много. Мне предложили лучшее место у единственного окна, не являвшегося декорацией, и подали коктейль «Капризная Катрин» на основе ванильной водки с перцем – авторское творение Рамбана, которое он назвал в честь меня.

Интерьер ресторана – в стиле барокко – был довольно нетипичен для города. Слепые окна, ниши со скульптурами, лепка и позолота выглядели довольно архаично. Я пригубила пряный напиток, украшенный маленьким острым перцем, разрезанным пополам, и принялась разглядывать гостей в ожидании Рамбана. Пара бизнесменов, компания успешной творческой молодежи, изящно одетая блондинка лет двадцати, известный политик в сопровождении эффектной девушки (не эскорт ли?), упитанный банкир лет пятидесяти. Ближе других ко мне находились двое молодых мужчин, модно одетых и в дорогих очках. Они довольно громко общались, помешивая кофе и поглядывая на блондинку за соседним столиком. Один из них обронил что-то про «персональную реальность», и я начала прислушиваться к их беседе.

– Я слышал, эти штуки защищены от передачи другим людям.

– Каждый настроен под генетический код. Но в случае с дедом и внуком – он срабатывает.

– И что он тебе рассказывал?

– Говорил, ни с чем не сравнимые ощущения. Круче любых наркотиков.

– Полезные родственники! Вот бы найти таких.

– Не обязательно их искать. В восьмом дистрикте есть умельцы, способные взломать эти генетические замки. Они базируются где-то возле автостанции.

Это настолько совпадало с темой предстоящего разговора, что в какой-то момент я даже усомнилась в своем намерении поговорить на столь серьезную тему именно с Паоло. Но именно в этот момент сам Рамбан, появившись из раздвижных дверей кухни, направился ко мне с сияющей улыбкой. Несколько раз по пути он задерживался на своей траектории, чтобы поприветствовать того или иного гостя, а особенно подобострастно расшаркался перед политиком. При этом каждый раз он посылал мне знаки, что вот-вот и позволит себе испытать неземное удовольствие от моей компании. О, Паоло, старый ты лицемер.