Когда ребенок, приходя в этот мир, теряет мать, взрослые надеются избавиться от необходимости говорить об этом с младенцем, полагая, что «он ничего не понимает». Однако горе он ощущает в полной мере. Романистка Алиса Ферней описывает в романе «Элегантность вдов» (1995) поведение и симптомы новорожденного, лишенного контактов с матерью: «Маленькая девочка, которая вступила в этот мир ценой жизни своей матери, отныне оставалось одна. Она утратила привычный запах и укачивание. Она все время плакала, отказывалась сосать молоко, ее кожа была покрыта красными пятнами, которые переходили с тела на лицо, с лица на тело, как надпись, которая пульсировала в такт ее боли. На нее было жалко смотреть, она только что родилась и уже так страдала».

Можно представить себе по таким сюжетам, до какой степени все еще трудно признать, что эмоциональные страдания не откладываются на долгие годы, и ребенок ощущает всю их тяжесть с самого начала, он горюет и по той, которой уже нет, и страдает от того, что взрослые говорят рядом с ним[28].

Осталось рассмотреть последний тип материнской неполноценности, не такой очевидной, как в случае, когда мать отказывается от ребенка или умирает, но по своим последствиям, не менее серьезной. Она проявляется в том, что мать вроде бы присутствует, а на деле отсутствует рядом с ребенком, так как не выполняет своей посреднической функции между мужем и дочерью.

Если мать исключена или сама исключила себя из семейной конфигурации, ее место в семье остается вакантно, значит, перестает определять позицию дочери как позицию ребенка, или, говоря другими словами, между отцом и дочерью могут возникнуть отношения классического инцеста. «Классический» инцест в его первоначальном значении мы будем называть «инцестом первого типа», чтобы отличать его от «инцеста второго типа», который определила Франсуаз Эритье. Что касается платонического инцеста между матерью и дочерью, то он, как мы уже видели, возникает, если отцовская функция не выполняется и в семье четко не определено место дочери. Инцест между матерью и дочерью крайне редко проявляется в форме перехода к сексуальным действиям. Перебрав множество художественных произведений, мы не нашли ему другого примера, кроме как в фильме «Пианистка».

Если инцест между отцом и дочерью мы обсуждаем в главе «Экстремальные матери» и под заголовком «Неполноценные матери», то, как раз потому, что матери играют в нем далеко не последнюю роль, точнее, существует роль, которую они не способны исполнить должным образом. Это роль того самого «третьего», но уже в отношениях отца и дочери. В этом случае мать отсутствует не физически (как в случае отказа от ребенка или ее смерти), а символически, что становится предпосылкой для возникновения инцеста, какой бы ни была степень материнского осознания или ответственности за свое самоустранение. Таким образом, мы имеем дело не только с плохим обращением отца с ребенком, но и с одной из экстремальных форм материнской неполноценности.

Именно роль матери в возникновении инцеста между отцом и дочерью и станет предметом нашего исследования в дальнейшем, а не внутренние причины, подталкивающие к нему отца или последствия этой ситуации для дочери.

Потайная дверь

Роман Кристианы Рошфор «Потайная дверь» (1988) рассказывает об инцесте между отцом и дочерью, которому героиня впервые подверглась, когда ей было всего восемь лет, и эти инцестуозные отношения продолжались почти до ее совершеннолетия, когда они были продублированы «добровольной» инцестуозной связью с ее дядей, братом отца. Все это выясняется за один короткий визит к психоаналитику. Инцест между дядей и племянницей будет распознан и разоблачен, и дочь будет наказана, так как ее отдадут в пансион. В то же время, благодаря этому наказанию у нее появится защита от собственного отца. Один инцест может скрывать другой, и тайна инцеста между отцом и дочерью так и не будет раскрыта.

Отец был отстранен от семейной жизни, когда мать обнаружила, что она беременна (в эту пору им обоим было по девятнадцать лет); он вернется, когда дочери исполнится восемь. «До сего времени он был предельно сдержан. С другой стороны, нельзя сказать, что теперь он изменился». Он не прибегает к физическому насилию, но говорит дочери об «особенных отношениях», то есть об отношениях, из которых исключена мать: «Это восхитительные отношения, только для нас двоих, только ты и я. Особенные отношения. Не упусти свой шанс». Самым обычным, будничным образом он прибегает к шантажу, лишь бы сохранить секрет: он угрожает ей смертью матери («потому что если мать об этом узнает, она выбросится из окна»), или пугает утратой доверия и уважения окружающих («Они тебе не поверят, им понадобятся доказательства, которых у тебя нет. Им наплевать на тебя. И еще они как следует поглумятся над тобой, если сразу не вышвырнут вон»).

Помимо всего прочего, он поставит под сомнение собственное отцовство, пытаясь таким образом оправдать возникновение инцеста: «В конце концов, разве я твой настоящий отец? Никогда нельзя быть в этом уверенным». […] Подозревая, что он не был моим настоящим отцом, он попал в самую точку: он им и не был, вот так. А мать по воспоминаниям не особенно отличалась высокой добродетелью. Более того, он внушает чувство вины самой жертве, чтобы она страдала от него всю жизнь:

«– Что сделано, то сделано, не стоит к этому возвращаться.

И потом добавил:

– Тебе не стоило все это затевать.

Оказывается, это я все затеяла».

А что же мать?

Мать не выполняет свою защитную функцию, по крайней мере, она не защищает дочь от отца, как не исполняет супружеского долга перед мужем, о чем безжалостно сообщает дочери отец: «Как мне надоели эти вечные мигрени твоей матери, они длятся целыми неделями, а этот джентльмен давно объяснил мне, что она «этого не любит». Неудовлетворенный муж просто вынужден был начать поиски чего-то другого, а «мужчина так слаб», «у мужчин свои потребности, с этим ничего не поделаешь, нужно просто смириться». «И вот я стала запасным колесом и вынуждена соперничать с собственной матерью. Мне обещано покровительство, если я буду ублажать его: разделяй и властвуй».

Оставив вакантным свое место жены рядом с мужем в семейной конфигурации, мать не в состоянии выполнять также свои материнские функции и делает вид, что никогда и ничего не замечает. С точностью до наоборот, дочь сама стала защитой для матери от притязаний неудовлетворенного супруга – ее собственного отца, и это положение сохраняется до самого отъезда, когда дочь, наконец, решает надолго покинуть мать без объяснения причин, после того как едва не решилась пойти на преступление (воровство, проституцию). Настоящая мать заметила бы тревожные признаки, которые так и остались вне ее внимания. Например, хорошую мать встревожило бы падение школьной успеваемости, но она не сумела или не пожелала понять: «Что-то не в порядке? – В знак согласия я обреченно склонила голову. Кто-то не в порядке, – чуть было не сказала я. – Так что же именно? – спросила она. – Я молчала». Кроме того, дочь тошнило: «У меня часто была рвота. Меня отвели к доктору. Он выписал лекарства. Я прочла инструкции. Моего случая не было в списке показаний для их приема. Я спускала их в унитаз. В нашей семье любили порядок и следили, чтобы я регулярно их принимала. Лекарства против моего отца. Смешно».