Это не означает, что Хубилаю и монголам принадлежит заслуга развития и успехов юаньского театра, которыми он обязан самим китайским драматургам и, в меньшей степени, их аудитории. И все же заслуга Хубилая состоит в том, что он создал ту среду, которая питала юаньский театр или по крайней мере не мешала ему. Он сознавал, что, по представлениям китайцев, хороший император должен поддерживать культуру в своем государстве и что театр, как развивающаяся форма искусства, также нуждается в поддержке. Поощряя употребление разговорного языка в письменности он в каком-то смысле содействовал созданию драматических произведений, использующих просторечие.

Вряд ли Хубилаю можно приписывать и выдающуюся роль в развитии романа или увеличении объема печатных текстов в Китае. И все же, как и в случае с театром, наверное, можно сказать, что этому благоприятствовала инициированная императором культурная политика. Его благосклонность к разговорной речи послужила стимулом для романистов, которые часто выводили в своих произведениях героев низкого происхождения. Использование просторечия позволяло им передавать манеру изъясняться простых людей, расширять круг действующих лиц и свободнее выражать эмоции. Впрочем, лишь некоторые романы обрели свою окончательную письменную форму в эпоху Юань; большая их часть относится уже к эпохе династий Мин и Цин.

Тексты, создававшиеся при Хубилае и его непосредственных преемниках, имели широкое хождение. В эпоху Юань печатное дело стало играть важную роль с точки зрения количества, если не качества. В 1269 г. Хубилай учредил особое ведомство для печатания книг на государственные средства, а к 1286 г. училища, пускавшие доход на производство печатных текстов, получили во владение земельные наделы. Развитие книгопечатания привело к большей доступности книг и вызвало рост грамотности при династиях Мин и Цин.

Китайцы не ценили драму и роман, относительно молодые литературные жанры, столь же высоко, как традиционно более престижные поэзию и философские сочинения. Поэзия при династии Юань не достигала такой высоты, как при династиях Тан и Сун. Не объясняется ли сравнительный застой в поэзии упадком классического языка, идеального средства поэтического выражения, остается только гадать. Монголы не отрицали и не стремились принизить значение поэтического творчества, однако они с трудом могли понимать китайскую поэзию. Классический язык китайских поэтов был недоступен пониманию Хубилая, владевшего китайским лишь на самом примитивном уровне. И все же поэты встречали при его дворе и дворах его преемников радушный прием. В императорском дворце с почестями принимали даже поэтов-мусульман Али Яоцина и его сына Ли Сиина. Подобно поэзии, ученые сочинения, в которых китайцы упражнялись испокон веков, в эпоху Юань также снизили свой уровень и не пользовались популярностью у авторов такого калибра, как во времена предшествующих династий. Конечно, Хубилай привлекал и поддерживал таких ученых-конфуцианцев, как Сюй Хэн, которые могли бы писать и действительно писали подобные произведения, но основная масса текстов, созданных юаньскими учеными, не может сравниться с произведениями мудрецов времен Тан и Сун. Вероятно, относительная бедность ученой эссеистики при Юань также может объясняться изменившимся социальным статусом ученых при монголах. Хубилай и монголы не понимали изысканного языка и скрытых отсылок таких сочинений, которые, скорее, даже отталкивали их своей утонченностью. Кроме того, при монголах изменилась культурная среда и утратила свое господство чиновничья ученая элита, ранее с восторгом принимавшая такие литературные формы, как поэзия или ученые сочинения.

Живопись

Однако к живописи монголы относились иначе. Изобразительное искусство, также традиционно входившее в сферу интересов ученых чиновников, было более доступно для Хубилая и монголов, так как для его восприятия им не требовалось преодолевать такое существенное препятствие, как языковой барьер. К тому же, живопись находила в их сердцах живой отклик благодаря тщеславию, свойственному Хубилаю, который приказал написать свой официальный портрет, а затем поручил художнику Лю Гуаньдао изобразить себя на охоте.

Завоевав Южную Сун, он все больше стал интересоваться живописью. По его приказу Сунское Императорское Собрание Картин было перевезено в Даду, где несколько китайских знатоков составили его каталог. Эти картины легли в основу собственной коллекции Хубилая, которая разрослась вследствие того, что император начал приобретать произведения художников, которым оказывал покровительство. Коротко говоря, Хубилай и позднее некоторые его преемники ценили китайскую живопись и прилагали все усилия, чтобы сохранить лучшие ее образцы. Эпоха Юань произвела на свет группу выдающихся живописцев, позволив одному современному ученому окрестить этот период «революцией» в живописи.

И все же часть искусствоведов склонны либо подчеркивать негативное воздействие Хубилая и монгольских правителей на китайскую живопись, либо отказывать им в каком-либо влиянии на него. По словам одного из ученых, императорская семья не подарила миру ни одного значительного писателя, каллиграфа или живописца, а те художники, которым она покровительствовала, специализировались лишь в портретах и архитектурной живописи. Шэрман Ли дает более позитивную оценку монгольскому влиянию. Пытаясь объяснить, почему до 1968 г. юаньское искусство почти не привлекало к себе внимания специалистов, он пишет, что правящий дом династии Юань был чужеземным, монгольским по происхождению, и это обстоятельство всегда служило помехой объективному рассмотрению его деятельности со стороны китайцев. Врожденная и преувеличенная гордость потомков империи Хань не позволяла выносить взвешенных, а уж тем более благоприятных суждений об эпохе, когда страна находилась во власти варваров-иноземцев. Этот здравый подход позволяет нам примирить отрицательное отношение некоторых искусствоведов к монголам с тем простым фактом, что Хубилай нанимал на службу художников, оказывал им покровительство и заложил основу выдающейся коллекции китайской живописи эпохи династии Юань и предшествующих династий, которую он завещал своим преемникам. Умаление той роли покровителей искусства, которую играли Хубилай и монголы, входит в противоречие с фактами, а воззрения, согласно которым успехи китайских живописцев при династии Юань отчасти объясняются именно их неприятием монгольского владычества, попросту играют на националистических чувствах.

Конечно, некоторые великие художники действительно отказывались идти на службу к монголам или сотрудничать с ними. Как мы видели, часть ученых, не пожелавших принять должности из рук иностранных захватчиков, ушли в такие специальности, как медицина. Другие становились отшельниками (иньши), но мотивы, которыми они руководствовались, удаляясь от мирской суеты, были различными. Как пишет один искусствовед, их добровольное затворничество отчасти происходило от общего утомления мирской жизнью, но в гораздо большей степени это было бегство от невыносимого налогового бремени, принудительных общественных работ и политических преследований. Некоторых можно считать «внутренними беженцами» (иминь); они отличались от прочих отшельников тем, что выбирали такую жизнь по политическим мотивам. Они сохраняли верность поверженной династии Сун, но скрывали свою неприязнь к монголам. И действительно, они не могли открыто выразить свое недовольство, не подвергая себя опасности. Одним из способов уклонения был переход к частным занятиям, в которых несогласные иногда могли отвести душу и высказать свое отношение к монголам. Для ученых таким естественным и характерным занятием была живопись. Они образовали группу художников-любителей, получившую такое название в противопоставление официальной Императорской Академии художников эпохи Сун. Они вели отшельническую жизнь и не создали особой школы.