Наталья сориентировалась первая. В этом мире тишины ее голос показался особенно громким:

– Вон, видишь холмик? Это то место, куда ты чуть не загремела в понедельник на похоронах. Надо же, два дня прошло, а уже заняли. К могиле Арефьева – направо. Ой, там, кажется, посетитель… Судя по одежде, не совсем престарелый.

Услышав ее голос, мужчина, не оглядываясь, быстро обошел могильный холмик и прошел вперед. Мы и ахнуть не успели, как он скрылся из вида.

– Чего это он? – Наташка наморщила лоб в поисках самостоятельного ответа. – Мы сюда неслись, сломя голову, а он отсюда. Может, выходец с того света? Душа, не обретшая покой. Заблудилась и не поймет, где официально зарегистрирована. Ир, давай не топтаться на месте, чувствую себя здесь очень неуютно. Ты иди вперед, а я следом.

Постоянно оглядываясь, мы приблизились к могиле Арефьева. Табличка с номером участка, его фамилией и инициалами казалась здесь слишком казенной и чуждой. Наташка добавила гвоздики в одну из банок с живыми, еще окончательно не увядшими цветами – ярким, но здесь болезненным напоминанием о празднике жизни. Испытывая желание как можно скорее покинуть кладбище, извинились перед Арефьевым за столь поздний визит и вернулись к основной цели этой поездки. Наталья вытащила из сумки блокнот, следом ручку и приготовилась записывать данные с двух могил, расположенных рядом с местом захоронения Игоря. Пожилая супружеская пара Костенко с разными датами смерти, но одинаково молодыми лицами на памятнике была похоронена справа. Слева на ухоженной могиле с букетом свежих астр стоял памятник Корнеевой Лидии Сергеевне. Я очередной раз удивилась тому, какие красивые лица навечно застывают на керамике, рождая мысли о крайней неразборчивости смерти. Порой люди не выглядят такими при жизни. Подстегнутая нетерпеливым замечанием подруги, я торопливо продиктовала высеченные на памятнике и покрытые позолотой даты.

Обратно мы летели, не оглядываясь. Буквально все последние одиночные посетители со страха казались нам похожими на кладбищенских обитателей. Торопливо сполоснув руки на выходе, мы уселись в машину и, испытывая невероятное облегчение, тронулись с места – скорее, в город, к людям, к суете и сутолоке жизни.

– Ну и что тебе дал наш скоростной наезд? – спросила Наташка после двадцатиминутного молчания.

– Наш, как ты говоришь, «скоростной наезд» позволил мне предположить, почему господин следователь собрался навестить администрацию кладбища. И подтвердить твою теорию о покупке места для вечного покоя за большие деньги. Раньше мне казалось, что Арефьев захоронен в могилу кого-то из родственников, скорее всего отца. Но ни прежнего памятника, ни хотя бы старого креста рядом нет и в помине. Только табличка, с номером участка и прижизненными позывными его нынешнего владельца. Рядом – старые захоронения. Как удалось похоронить Арефьева в этом месте?

– Ну а нам-то какое до этого дело?

– Точно еще не знаю, но одно предположение имеется. Кто-то заплатил за бесхозную могилу большие деньги. Кто и почему? Мать исключается, бывшие жены – тем более. Может быть, коллеги по работе? Не думаю. Интересно, кто был организатором похорон?

– Какое-нибудь похоронное агентство. Или ты имеешь в виду мецената? Или спонсора… Не знаю, что звучит более прилично, но суть одна.

Я подумала и кивнула. Пусть числится в любом звании.

– Курбатов наверняка уже знает ответ на этот вопрос. Впрочем, не факт, что администрация кладбища так легко расколется. Знаешь, что? А давай завтра скатаем в фирму Арефьева и постараемся все выяснить. Не ради Светки и Серова. Ради справедливости.

Я покривила душой. Несмотря на то что Светка явилась косвенной виновницей гибели первой жены Серова, мне не хотелось верить в ее непорядочность.

– Этот козел Серов Светку обманул, – мрачно заявила Наташка. Мы обе думали об одном и том же. – Охмуряя, наврал с три короба о своем полуразведенном состоянии, она и клюнула. А жена на развод не согласилась, за что и вылетела из окна.

– Следствие эту версию не подтвердило. Иначе Серов еще восемь лет назад усидчиво сидел бы на нарах. С другой стороны, версия могла снова всплыть. Ведь ни его, ни Светку почему-то не освобождают. Хотя ясно, что преступник, пытавшийся убить Светкину соседку и покушавшийся на меня, на свободе. Трудно допустить, что это вольно разгулявшийся маньяк, ведь у него были ключи от квартиры. Кстати, может, навестим других Светкиных соседей?

– Как ты это мыслишь? Мы там так засветились, что ни один здравомыслящий человек нас на порог не пустит. Впрочем, можно попробовать. Не все же живут здравым смыслом. – Наташка мельком взглянула на часы: – Московское время девятнадцать часов, двенадцать минут. С копейками. После кладбища сразу ехать домой не хочется. Перекусить бы где-нибудь, но опять же после кладбища… Будет похоже на внеплановые поминки. Мне не нравятся такие мероприятия. Так и быть – катим к Светкиному дому. В конце концов любой здравомыслящий человек обязан думать. Увидит, что мы до сих пор на свободе, и пустит на порог. В случае чего мы ему в этом поможем.

Зря Наташка вспомнила про еду. Я упорно пыталась сосредоточиться на мыслях о Светкиной непричастности к гибели Арефьева, но перед глазами мельтешили отдельные фрагменты кулинарных шедевров кухни народов мира. Я чуть сознания не лишилась, когда у одного из светофоров увидела, как в соседней, стоящей почти впритык с нами иномарке, водитель уписывает за обе щеки здоровенный рогалик. А может быть, и лишилась… Не помню, протягивала ли за ним руки? Или просто выпрашивала рогалик голодными глазами?

– Мум-м-м? – промычал солидный мужик с набитым ртом, удостоив меня ответным взглядом и выразительно указав на свой рогалик, дал крен вправо. Я было решила, что он решил дожевать свой рогалик без свидетелей, но он, быстро разогнувшись, предложил мне целый, ненадкусанный. Как бы то ни было, но это хрустящее чудо оказалось в моих руках. Насчет ответных слов благодарности запамятовала. Кажется, я тоже что-то промычала.

– Уже побираешься? – с укоризной заметила Наташка, трогаясь с места на зеленый сигнал светофора, и отхватила у меня большую половину рогалика.

– А ты?

Вопрос дался мне с трудом. Мешала меньшая половина рогалика во рту.

– А я – нет! Это называется экспроприация экспроприированного, в переводе на нормальный язык – грабь награбленное.

Вплоть до Светкиного дома мы спорили об источниках первоначального капитала современных олигархов и о том, стоит ли выходить за них замуж. Разумеется, не самим. Сошлись на том, что врагов женского рода-племени у нас нет, а значит, рекомендовать олигархов просто некому. И те, и другие могут спать спокойно.

На лестничной клетке среди четырех квартир выделялись две – Светкина и Раисы Афанасьевны, поскольку были опечатаны. Опрос жильцов решили начать с той, что имела общую стену с квартирой гражданки Лымарь. На два наших звонка жильцы среагировали своеобразно. Женщина и мужчина долго выясняли, кто из них глухой, затем началась перепалка по поводу важности сиюминутного дела каждого. Таким образом, мы выяснили, что женщина, будучи вся в мыле, коротает вечерние часы за проверкой рекламируемого чудодейственного стирального порошка на белой юбке, обезображенной кофейными разводами. Если их сразу не застирать, никакой порошок не поможет. Мужчина ради семьи гостил на Интернетовском «молотке» в попытке раздобыть «бэушную» прихожую по чисто символической цене. Третий звонок обернулся против нас. Оба заорали «носят же кого-то черти не вовремя!» и столкнулись в дверях, желая лично в этом убедиться.