производили моральное давление на население, стремясь путем речей, телеграфа, телефонов внушать мысль, что все волнения происходят на почве полного недоверия к власти, не способной вывести из создавшегося тяжелого положения; внушалось, что на этой почве разовьются события, сдержать которые будет невозможно, так как правительственная власть в полном параличе и совершенно бессильна восстановить порядок; говорилось, что прямым следствием такого положения вещей будет позор и унижение России ввиду невозможности победоносно окончить войну; для подкрепления этой мысли предсказывалось, что, когда движение перебросится на железные дороги, жизнь страны замрет в самую тяжелую минуту; запугивали голодом, говоря, что население, опасаясь неумелых распоряжений властей, не повезет на рынок зерновых продуктов, вследствие чего угроза недостатка муки встанет во весь рост перед армией и населением. В виде избавления от этих бед предлагалось призвание к власти пользующегося доверием лица для составления правительства, за которым пойдет вся Россия с верой в себя и своих руководителей.

34

Тревожные сведения из Царского Села и Петрограда * Генерал Алексеев

В понедельник вечером по поручению Ее Величества ко мне позвонил из Царского Села обер-гофмаршал граф Бенкендорф, передавший, что государыня очень беспокоится за детей ввиду всего происходящего в столице и предлагает выехать с детьми навстречу Его Величеству. Кроме того, граф Бенкендорф мне сообщил, что основанием беспокойства Ее Величества явились сведения, полученные от военного министра генерала Беляева, так как ни с кем другим из членов правительства в данное время войти в контакт нельзя. По словам генерала Беляева, волнения в Петрограде настолько разрослись, что нужно опасаться движения революционной толпы из Петрограда на Царское Село.

Поставив тотчас министра двора в известность о подробностях моего разговора с графом Бенкендорфом, я немедленно пошел к государю.

Когда я доложил Его Величеству содержание разговора с графом Бенкендорфом, государь сказал: «Ни в каком случае… Больных детей возить поездом… ни за что». (В то время уже четверо из детей были больны корью). Затем государь добавил: «Передайте Бенкендорфу, чтобы он доложил Ее Величеству, что ввиду создавшегося положения я сам решил сейчас ехать в Царское Село, и сделайте распоряжения для отъезда».

Я доложил государю, что он может сейчас же ехать ночевать в поезд, что все приготовлено и что поезд может через несколько часов идти в Царское Село. Затем я прошел к генералу Алексееву предупредить о предстоящем отъезде Его Величества. Я его застал уже в кровати. Как только я сообщил ему о решении государя безотлагательно ехать в Царское Село, его хитрое лицо приняло еще более хитрое выражение и он с ехидной улыбкой слащавым голосом спросил меня: «А как же он поедет? Разве впереди поезда будет следовать целый батальон, чтобы очищать путь?»

Хотя я никогда и не считал генерала Алексеева образцом преданности царю, но был ошеломлен как сутью, так и тоном данного им в такую минуту ответа. На мои слова: «Если вы считаете опасным ехать, ваш прямой долг мне об этом заявить» — генерал Алексеев ответил: «Нет, я ничего не знаю, это я так говорю». Я его вторично спросил: «После того, что я от вас только что слышал, вы должны мне ясно и определенно сказать, считаете вы опасным государю ехать или нет?» На что генерал Алексеев дал поразивший меня ответ: «Отчего же? Пускай государь едет… ничего». После этих слов я сказал генералу Алексееву, что он должен немедленно сам лично пойти и пояснить государю положение дел; я думал, что, если Алексеев кривит душою передо мной, у него проснется совесть и не хватит сил слукавить перед лицом самого царя, от которого он видел так много добра.

От генерала Алексеева я прямо пошел к государю, чистосердечно передал ему весь загадочный разговор с Алексеевым и старался разубедить Его Величество ехать при таких обстоятельствах, но встретил со стороны государя непоколебимое решение во что бы то ни стало вернуться в Царское Село. При первых словах моего рассказа лицо Его Величества выразило удивление, а затем сделалось бесконечно грустным. Через несколько минут к государю явился генерал Алексеев и был принят в кабинете.

По окончании разговора с генералом Алексеевым Его Величество сказал мне, что он не изменил своего решения ехать, и поручил мне переговорить по аппарату Юза с генералом Беляевым, так как последний, по словам графа Бенкендорфа, имел сведения о Царском Селе.

Вернувшись в штаб в аппаратную комнату, я потребовал соединения с военным министром. Генерал Беляев сам подошел к аппарату и на мой вопрос о положении дел сказал, что положение — катастрофическое, что все правительство, равно как и командующий войсками Хабалов, совершенно растерялось и, если не последует энергичного вмешательства, революция примет грандиозные размеры. Относительно высказанного ему опасения за движение толпы на Царское Село генерал Беляев сказал, что это — сведения, распространяемые председателем Государственной думы Родзянко.

Мой разговор с генералом Беляевым я доложил государю. Его Величество сказал, что им уже послан со Ставки в Царское Село назначенный главнокомандующим Петрограда генерал-адъютант Иванов с Георгиевским батальоном, причем выразил уверенность, что прибытие всеми любимого и уважаемого в армии генерала Иванова даст возможность мирным и спокойным путем разрешить военные беспорядки.

35

Отъезд со Ставки * Малая Вишера

Около 12 часов ночи государь император со свитой прибыл на станцию в поезд, где принимал еще с докладом генерал-адъютанта Иванова, уехавшего только под утро следующего дня. Когда генерал Иванов зашел от государя ко мне в купе, я его спросил, отчего он так медлит с отъездом, и получил в ответ, что он не хочет нарушать военного графика, так как это может произвести замедление в движении продовольственных грузов для армии. В такую минуту ответ этот показался мне более чем странным. 28 февраля императорский поезд пошел на Оршу, Вязьму, Лихославль.

День прошел без известий из столицы, и только на Николаевской дороге в Лихославле мне удалось от жандармского начальства получить первые сведения обо всем творившемся в Петрограде: исполнительный комитет Государственной думы составился из 13 лиц, среди коих были Родзянко, Керенский, Чхеидзе, Шульгин, Милюков, Шидловский, Львов, Энгельгардт. По всем железным дорогам России разослана была телеграмма за подписью Бубликова: