Последующие события показали, что ФБР разочаровалось в Освальде. Тот был фигурой самостоятельной, и подчас было непонятно, кто кого «ведет». Вместо тихой агентурной работы по внедрению в интересовавшие спецслужбы организации он стал заниматься публичной политикой. Причем в августе Освальд раздавал листовки со своей фамилией и адресом.

А Освальд в свою очередь делал все это для того, чтобы попасть на Кубу. Причем в кратчайшие сроки. Видимо, он понял, что хозяева в покое его не оставят. Поэтому Ли стал вести досье своей деятельности в защиту кубинской революции, чтобы с его помощью легко получить визу на Кубу. Ведь он еще очень хорошо помнил, как русские не хотели оставлять его в стране, так как ничего о нем не знали.

Освальд внимательно читал новоорлеанские газеты и журнал «Тайм». А там часто появлялись статьи о том, как американцы могут спокойно попасть на Кубу, получив туристическую визу в кубинском посольстве в Мексике. Однако с каждым днем процедуры все усложнялись. Если раньше мексиканские власти не делали в паспортах американцев никаких отметок о поездке на Кубу, то летом 1963 года под давлением северного соседа они стали ставить в паспорта штамп «отбыл на Кубу». В случае возвращения в США эта отметка грозила американским гражданам тюремным заключением.

ФБР между тем вернулось к первоначальному плану использования Ли Харви Освальда. Опять «втемную» его готовили для окончательной компрометации FPCC. И новая «публичная» тактика Освальда была здесь ФБР явно на руку.

16 августа Ли попросил Марину погладить его любимую белую рубашку. До этого он обзвонил несколько местных теле- и радиокомпаний, заявив, что Комитет за справедливую политику в отношении Кубы будет проводить публичную акцию. Переодевшись, Освальд зашел на биржу труда и за два доллара нанял двух молодых людей раздавать вместе с ним листовки (личность одного из этих помощников до сих пор не установлена). Освальд предупредил, что вся акция будет продолжаться не более двадцати минут (на самом деле она заняла еще меньше времени).

На этот раз Освальд раздавал листовки в поддержку Кубы в деловом центре Нового Орлеана у здания «Трэйд март». Возможный скандал, который, правда, на этот раз не состоялся, привлек местную телекомпанию, и впервые в жизни Освальд попал на телевидение — сюжет о его акции был показан в новостях.

На следующий день в 8 часов утра к Освальду домой зашел корреспондент местной радиостанции WDSU Уильям Стаки, который вел на радио специальную программу, посвященную Латинской Америке. Столь ранний визит объяснялся тем, что Стаки боялся не застать позднее Освальда дома (он предполагал, что сторонник кубинской революции где-то работает). Репортер был потрясен внешним видом и манерами общения революционера. Он ожидал увидеть нечесаного и немытого, небрежно одетого субъекта, типичного левого маргинала. Но дверь открыл аккуратный молодой человек, который с сожалением сказал, что не может пригласить Стаки в квартиру на кофе, так как его жена и дочь еще спят.

Стаки, как и Квигли, пытался выяснить, кто еще входит в новоорлеанскую организацию комитета. Но Освальд только сказал, что у него 12 или 13 соратников. Стаки не переставал удивляться спокойной и интеллигентной манере Освальда. Парень явно не подходил на роль радикала. Как потом вспоминал Стаки, комитет был не той организацией, членом которой он мог бы представить Освальда.

Стаки пригласил Освальда в этот же день записать интервью для радио, и Освальд с удовольствием согласился. Получилась 37-минутная пленка, которая просто поражает глубиной и четкостью политических взглядов 23-летнего человека, не имевшего даже законченного среднего образования. Судите сами (далее следует перевод части интервью).

«Стаки. Мистер Освальд, среди журналистов в этой стране много тех, кто не отделяет Комитет за справедливую политику в отношении Кубы от американской коммунистической партии. Что вы думаете на сей счет и не являетесь ли вы членом американской коммунистической партии?

Освальд. Ну, знаете, в отношении Комитета за справедливую политику в отношении Кубы с его штаб-квартирой на 799 Бродвей, Нью-Йорк (Освальд дал аудитории точный адрес организации, чтобы туда могли обращаться, — умный пропагандистский ход. — Авт.) было проведено расследование подкомитета сената, который занимается подобными делами. Они изучили нашу организацию под углом зрения налогов, подрывной деятельности, и вообще, где, как и почему мы существуем. Они не нашли ничего, что могло бы связать нас с коммунистической партией США. Что касается вашего вопроса, коммунист ли я, я сказал, что не являюсь членом какой-либо иной организации.

Стаки. Верит ли ваша группа в то, что режим Кастро не является всего лишь прикрытием советской колонии в Западном полушарии?

Освальд. Кастро — независимый лидер независимой страны. У него есть связи с Советским Союзом. Но это не означает, что он зависит от России. Он ведет торговлю со многими государствами, включая Великобританию, в определенной степени Францию и рядом стран Западного полушария. Он даже торгует со многими независимыми государствами Африки. Поэтому вы не можете сказать, что он русская марионетка… Я думаю, что это очень наглядно проявилось во время октябрьского кризиса (имеется в виду Карибский кризис 1962 года. — Авт.), когда Кастро очень твердо сказал, что, несмотря на то, что премьер Хрущев настаивал на односторонних инспекциях ракетных баз на Кубе (имеются в виду американские инспекции. — Авт.), он, Кастро, отказался (такие подробности мог знать только человек, очень внимательно следивший за политическими событиями. — Авт.)…

Стаки. Вы считаете режим Кастро коммунистическим?

Освальд. Они сказали… что являются марксистской страной. С другой стороны, так же себя называет Гана и многие другие страны в Африке. Каждая страна, которая вырывается из феодализма, как Куба, обычно экспериментирует с социализмом, марксизмом. Поэтому, например, Великобритания национализировала медицину. Вы не можете утверждать, что Кастро в настоящее время является коммунистом, так как он пока не развил свою страну, свою систему до этой стадии. У него пока и не было шанса стать коммунистом. Он экспериментатор, человек, который пытается найти лучший путь для своей страны. Если он выберет социалистический, марксистский или коммунистический порядок, то только народ Кубы может судить об этом. У нас нет права судить об этом…

Стаки. Мистер Освальд, будете ли вы думать по-другому, если деятельность местного отделения Комитета за справедливую политику в отношении Кубы будет приносить пользу коммунистической партии или целям мирового коммунизма?

Освальд. Вы, наверное, считаете этот вопрос каверзным. Но я все же попытаюсь на него ответить. Моим личным идеалам не отвечает поддержка коммунизма. Поддержка идей международного коммунизма не отвечает идеалам Комитета за справедливую политику в отношении Кубы. Нас эта проблема не занимает. Мы занимаемся Кубой. Мы ни при каких обстоятельствах не верим в то, что отстаивая наши идеи в отношении Кубы, наши прокастровские идеалы, мы не являемся приверженцами демократии. Как раз наоборот…»

Стаки в присутствии Освальда сократил пленку до четырех с половиной минут и пообещал, что ее прокрутят сегодня же. Довольный Освальд ушел домой, а Стаки показал интервью главному редактору. Оба сошлись во мнении, что Освальд талантливый пропагандист, и именно поэтому главный редактор отказался давать материал в эфир. Он предложил Стаки устроить в прямом эфире дискуссию Освальда с местными антикоммунистами и кубинскими эмигрантами.