полу. Эми заколебалась. Правила есть правила, и все же надо кого-то найти, надо рассказать!

Первый пролет был совсем коротким, затем поворот, еще несколько ступенек, а дальше — коридор второго этажа. Она робко ступила на лестницу, оставляя мокрые следы на отполированных деревянных ступенях. На втором этаже царила темнота, слегка разбавленная лучиками света, проникавшего из-под деревянных дверей по обе стороны коридора. Эми двигалась вперед почти на ощупь. Здесь, в отличие от первого этажа, пол был покрыт старым линолеумом, в многочисленные трещины которого набилась грязь. Тихо красться не получалось — кроссовки липли к полу. Помещения повторяли план первого этажа; Эми открывала двери и видела одну и ту же картину: сломанные койки, с которых свисают грязные одеяла, сырые пятна на потолке, в подставленные металлические ведра капает вода, пахнет дезинфицирующими средствами и плесенью.

Она открыла еще несколько дверей — в некоторых были пробиты дыры величиной с кулак, — но никого не нашла. Картотечные стеллажи с выдернутыми ящиками, пустые медицинские шкафы с торчащими из замков ключами… Похоже, здесь кто-то хорошенько порылся и все выгреб.

Очередное помещение оказалось жилым. В углу — небрежно застеленная кровать, у изголовья — переполненная окурками пепельница. Начатый рулон туалетной бумаги на столике у тусклой лампы.

Старый металлический шкаф использовался в качестве гардероба, хотя в основном одежда кучей лежала на стуле. В комнате пахло застарелым табачным дымом. У кровати стоял флакон с лосьоном после бритья. Наклонившись, Эми подняла флакон и втянула запах, хотя и без того поняла, что спальня принадлежит Роберту. Она быстро поставила лосьон на место и вытащила торчавшую из-под кровати папку. На обложке была сделана надпись фломастером: «ДО».

Эми открыла папку. На каждой странице — фотография. Снимки были сделаны дома или на природе, но все запечатленные на них женщины явно страдали от лишнего веса и, судя по всему, давно бросили попытки исправить положение. Кто-то сфотографировался в кругу семьи, другие — на пляже. Одетые, полураздетые, в бикини, в вечерних платьях, с детьми и без… Снимки из семейных альбомов отправляли доктору Кавендиш в надежде на получение места в клинике «К прекрасной себе».

Эми полистала частично склеившиеся страницы и наконец нашла то, что искала. Ее фото. Она стоит перед трейлером, отвернувшись от камеры.

Ее снимок разглядывали посторонние люди… Как же неприятно! С другой стороны, Роберт — тренер. Наверняка он должен следить за динамикой. Конечно, в этом есть смысл, вот только… зачем держать такую папку в спальне под кроватью?

В горле запершило от табачного дыма, и Эми, запихнув папку обратно, выскочила из комнаты. Жадно вдохнула наполненный влагой воздух.

Поход на второй этаж отвлек ее от мыслей о призрачной руке в подвале и даже несколько успокоил. В следующей комнате она обнаружила аккуратно застеленную койку и небольшой комод у изголовья. Над кроватью висели прилепленные кусочками скотча фотографии. Эми подошла ближе и всмотрелась. В основном на снимках были изображены две девочки с косичками, одетые в одинаковые приталенные платьица. На некоторых фотографиях они позировали на детской площадке, на других — на пляже. Был еще один, более торжественный снимок, запечатлевший всю семью. Девочки сидели на коленях у родителей. Отец — смуглый брюнет с густыми усами. Эми присмотрелась к матери. Яркие глаза, блестящие волосы. Женщина крепко, словно защищая, обнимает одну из дочерей. Эми поняла, кто перед ней, хотя узнать Аню на фото было непросто — чистая кожа, неброский макияж, гордая улыбка…

— Я могу помогать?

Эми резко развернулась.

— Ох, простите, я просто… просто кое-кого искала… кого-нибудь…

Аня шагнула через порог и закрыла за собой дверь. Щелкнул замок.

Только без паники…

— Если подняться сюда, значит, беда? — сказала Аня.

— Нет-нет, все в порядке. Я пойду.

Эми сделала шаг к двери, однако повариха заступила ей дорогу.

— Почему здесь?

Аня не отрывала глаз от ее раны.

— Там, снаружи… Я видела руку в окне.

— Руку в окне? — Аня наморщила лоб.

— Да. — Эми ткнула пальцем в пол. — Внизу, в подвале. Здесь ведь есть подвал?

— Я не видеть. Закрыт, давно.

— Я видела руку в окне подвала.

— Отражение? — предположила повариха.

Эми задумалась, пытаясь привести мысли в порядок. А что, если она и в самом деле видела в подвальном окне отражение собственной руки?

— Удар по голове, немного запутаться, да? — Аня на секунду замешкалась, подыскивая слово. — Сумасшествие.

— Может быть, вы и правы.

— Видеть вас на поле. Не нужно упражнений. — Повариха показала на лоб Эми.

— Доктор сказала, что ничего страшного.

— Вот доктор. Говорить тебе — страшно.

Аня ткнула пальцем себе в грудь.

— Вы ведь не доктор, вы повариха! — засмеялась Эми.

Та открыла ящик комода и, вытащив оттуда снимок, протянула его Эми. Выпускная фотография. Аня на снимке держит свернутый в свиток диплом, сияя полной надежды на будущее улыбкой.

Так местная повариха — врач по образованию? Эми попыталась осмыслить новую информацию.

— Почему же вы не стали работать врачом в Англии?

— Диплом… Работать только в моя страна.

Аня поникла, и Эми перевела взгляд на фотографии девочек на стене.

— Где ваша семья?

— Дочери у родителей. Безопасно. Муж — не знаю.

— Он вас бросил? Встретил другую?

— Нет, он никогда. Был в АОК[17].

Поймав на себе пристальный взгляд, Эми недоуменно пожала плечами.

— Его забрать сербские солдаты. Не знать, что дальше. Не вернуться.

— Думаете, он погиб? — участливо спросила Эми, положив руку на плечо поварихи.

Аня кивнула.

— Я бежать из страны. Нет выбора. Работать в клинике, когда-нибудь получить лицензию, стать доктором, привезти девочек. Новая жизнь.

— Доктор Кавендиш знает, что вы тоже врач?

Аня, не отрывая глаз от ее лица, покачала головой.

— Не говорить ей. Лучше на кухне. Ей не знать, не надо. Потерять работу. Копить деньги.

— Обещаю, я ей ничего не скажу… Знаете, я, пожалуй, пойду, пока меня здесь не поймали.

Эми изобразила набрасывающегося на добычу тигра, однако взгляд Ани затуманился.

— Скоро увидимся, — пробормотала Эми.

Поговорив с Аней, она почувствовала себя лучше. Наверное, и правда испугалась отражения собственной ладони. Не стоит никому рассказывать о происшествии. Да и вообще лучше поосторожнее: похоже, в этой клинике недолго угодить в какой-нибудь изолятор.

54

— Я хочу уехать. Три недели — более чем достаточно. Больше не могу.

Доктор с сочувственным выражением слушала, как Гейнор, кривя ярко накрашенные губы, повествует о своих несчастьях. Бедняжка, вся в грязи — упала в лужу во время спринтерского забега. Кстати, с лица Гейнор уже сошли вызванные лишним весом отеки, да и грудь стала меньше. Следует приложить