В замыслах своих Мэхэн, думая о войне с Испанией, переметнулся с островов Гавайи к далеким испанским владениям Филиппины. Его интересовали не столько новые земли, сколько обретение морской мощи – основополагающая идея и цель, породившие знаменательную сентенцию о роли британского флота в Наполеоновских войнах: «Эти далекие и потрепанные штормами корабли, на которые Великая армия не обращала внимания, преграждали путь к мировому господству»74. В конце 1897 года он продолжил дискуссию, издав новую книгу The Interest of America in Sea Power («Интерес Америки к морской мощи»), в которую вошли основные статьи, опубликованные за последние семь лет. Мэхэн дал и полезную рекомендацию Рузвельту о назначении нового командующего Азиатской эскадрой, на которого можно всецело положиться, когда нагрянут серьезные испытания. Этим морским офицером был коммодор Джордж Дьюи, и перед ним ставились вполне конкретные задачи. «Наша Азиатская эскадра должна блокировать и по возможности завладеть Манилой», – писал Рузвельт Лоджу 21 сентября 1897 года. Он позаботился и о том, чтобы корабли обеспечили достаточными запасами угля.

15 февраля 1898 года у Гаваны взорвался и затонул американский бронированный крейсер «Мэн»: в катастрофе погибли 260 моряков. Хотя причины взрыва не были установлены, в той возбужденной атмосфере не могло быть иных подозрений, кроме как о подлом испанском заговоре. Милитаристы подняли истерику, заглушив голоса миротворцев. Мак-Кинли, как обычно, сначала ни на что не мог решиться, но, боясь раскола в партии, присоединился к всеобщему возмущению. Спикер Рид воздержался. Все два месяца, пока шли переговоры с Испанией, имевшие целью втянуть ее в войну, Рид пытался противостоять нагнетанию милитаризма, ограничивая время дебатов и не давая ходу резолюциям о признании независимости Кубы. Когда сенатор Проктор, владевший карьерами мрамора в Вермонте, выступил с пламенной речью, призывая к войне, Рид язвительно сказал: «Позицию Проктора можно понять. Война повысит спрос на могильные плиты»75. На него обрушилась патриотическая пресса, его решения вызывали негодование в палате, где, как и в стране, преобладали воинственные настроения. «Амбиции, своекорыстные интересы, грезы о новых землях, гордыня, обыкновенное ожидание хорошей потасовки, какие-то иные страсти, – писала «Вашингтон пост», – охватили людей, и на нас нахлынул прилив новых ощущений… Публика почувствовала вкус к империи, вкус крови джунглей»76.

Ситуация накалилась до такой степени, что даже Рид уже не мог ее контролировать. Когда репортеры за завтраком в отеле «Шорем» попросили его прокомментировать стихию массовой жажды войны, Рид показал письмо от Мортона, губернатора Нью-Йорка, просившего спуститься в зал и отговорить членов палаты от поддержки интервенции. «Отговорить их! Равным образом губернатор мог попросить меня встать посреди пустыни Канзаса и остановить песчаную бурю!»77 Рид не смог заблокировать ультиматум Испании, и он был принят таким подавляющим большинством голосов, 316 против шести, что это действительно напоминало бурю. Одному из шести оппонентов Рид сказал: «Завидую вам. Место, которое я занимаю, мне такого права не дает».

Война была объявлена 25 апреля 1898 года. Мэхэн в это время находился в Риме, и когда репортеры спросили, как долго будет идти война, он с навигационной точностью ответил: «Три месяца». Он сразу же вернулся домой, и Рузвельт назначил его одним из трех членов военно-морского комитета. Рузвельт послал ему план кампании на Филиппинах и, получив ответ, написал: «Без сомнения, вы на голову выше всех нас. Вы дали именно те предложения, которые нам нужны»78.

30 апреля эскадра коммодора Дьюи вошла в Манильский залив и за один день, следуя приказу «Вы можете открывать огонь, когда будете готовы, Гридли», уничтожила или вывела из строя все испанские корабли и береговые батареи. Никогда еще страна не испытывала таких бурных чувств радости и гордости. «ВЕЛИЧАЙШЕЕ МОРСКОЕ СРАЖЕНИЕ СОВРЕМЕННОСТИ» – провозгласила одна газета. Однако возникла проблема, о которой почти никто и не задумывался. А что дальше? Американцы в целом, как заметил господин Дули, даже не знали, что такое Филиппины – острова или консервы 79. Даже Мак-Кинли «не мог в точности сказать, находятся ли эти чертовы острова на расстоянии двух тысяч миль»80. Последователи Мэхэна, безусловно, знали и их местонахождение, и то, что с ними надо делать. Через четыре дня после победы Дьюи в Манильском заливе Лодж написал: «Нам ни при каких обстоятельствах нельзя отказываться от островов… Американский флаг поднят и должен там остаться»81. Поскольку на Филиппинах уже тридцать лет существовало движение за независимость, участники которого подвергались тюремному заключению, ссылкам и погибали, простое решение сенатора Лоджа не учитывало мнение местного населения. Лидером движения был 28-летний Эмилио Агинальдо, пребывавший в ссылке в Гонконге. После победы коммодора Дьюи он сразу же вернулся на Филиппины.

В Америке война, хотя она и велась далеко и на территории врага, не утихомирила, а, напротив, встряхнула и заставила объединяться ее оппонентов. Внезапно появилась новая общность людей – антиимпериалистов. Профессор Нортон, которому уже было за семьдесят, стойко выдерживал оскорбления и угрозы насилия в отношении семьи и призывал студентов не участвовать в войне, которая «вынуждает нас выбрасывать за борт все самое ценное в нашем национальном достоянии»82. Бостонский политик ирландского происхождения требовал линчевать Нортона, пресса обзывала его «предателем», и даже сенатор Хор из Массачусетса отвернулся от него, но профессор не унимался. На собрании конгрегационалистской церкви в Кембридже он с горечью и сожалением говорил о том, что ему больно видеть, как на исходе века, отмеченного величайшими достижениями науки и надеждами на мир, Америка растаптывает свои идеалы и «развязывает несправедливую войну».

И в Бостоне он был далеко не единственным противником войны. Его мнение разделяли Мурфилд Стори, президент Реформаторского клуба Массачусетса и Лиги за реформу государственной службы, бывший президент Американской ассоциации адвокатов, и Гамалиил Брэдфорд, яростный критик правительства, затравивший газеты своими письмами. Первый Стори обосновался в Массачусетсе в 1635 году, а Брэдфорд был потомком первого губернатора Плимутской колонии. Совместно они устроили митинг протеста в Фаней-Холле, и здесь же 15 июня 1898 года, через три дня после декларации Агинальдо о независимости Филиппин, была создана Антиимпериалистическая лига 83. Ее первым президентом стал восьмидесятилетний республиканец Джордж С. Баутвелл, бывший сенатор из Массачусетса и бывший министр финансов при президенте Гранте. Она не выступала против войн, но провозглашала, что освободительная война не должна превращаться в войну за империю. Стяжание власти, денег и славы за рубежом отвлекает внимание от реформ дома и способствует утверждению сильного централизованного правительства, пренебрегающего традиционными правами штатов и свободами. Американцы должны разрешить внутренние проблемы – муниципальной коррупции, противоборства между трудом и капиталом, дезорганизованного денежного обращения, несправедливого налогообложения, использования служебного положения для личного обогащения, защиты прав цветного населения на Юге и индейцев на Западе – прежде чем брать на себя управление другими народами.