Второй темой этого воззвания стала идея об анонимности искусства:

«…Пусть будет ближайшим условием уравнения радости духа анонимность творчества. Вспомним чудесные скульптуры Египта и Греции. Вспомним изделия старого Китая, поражающие какой-то нерукотворностью. На них уже непонятные надписи. Замолкнувшие навсегда имена. Наконец обратимся к увлекательным анонимным примитивам, часто с ярлыками, приклеенными лишь чьим-то тщеславием. Авторы этих творений не оставили нам имен своих. Они, видимо, и не стремились к этому. Ими руководили иные задачи. Они дали творения народу и стали творениями народа. Разве произведения стали хуже от их анонимности. Разве кому-нибудь, кроме торговца, нужно определенное имя выше художественного смысла картины? Пустой звук. Отошедший в забвение пустой набор букв. Необъяснимое клеймо. Подумайте об анонимности творчества. Это не выдумка, а условие вполне жизненное. В нем еще одна ступень возвеличения духа за преходящими пределами дня. В нем еще шаг в ускорении мечты человечества. Или все радости должны быть уничтожены? И тогда не нужны и возвеличения духа. Но без радости духа отметается и весь смысл существования в этой жизни. Ближайшие условия творчества: внешняя анонимность и внутреннее одухотворение. Не этими ли признаками возросли творения древности, дошедшие до нас через все бури веков? В искусстве, в великом сердце народов с чуткостью и прозрением отражается все грядущее. И тем справедливее народам на всех ступенях развития искусство сберечь и возвеличить… Конечно, для высокого духа не пустое слово „братство“. И для безмерной, еще неосознанной просвещенности возможны равенство и единство. Единство — высшее одухотворение всего существующего… Лишь подвигом деятельным мечта претворится в жизнь. Мечта великая и мирная требует и подвиг великий и мирный. Не изгоняйте мечту звероподобные, злые в незнании своем! Откуда умирится злоба, если знание не увеличится? Откуда ширина горизонта, если глаза повязаны кровавой завесой? Еще прежнею звериною тропою идет человечество. Где же ему уловить мечту самую чистую, самую свободную. Слепорожденный не знает, что есть свет. Не ведает раб рожденный свободу… Но пути неоспоримы. В поисках духа возникнет духотворчество. И сделает оно дух осязаемым даже для нашего грубого ощущения. Оборачиваясь к провозвестиям древности, зная, что самые отвлеченные пророчества чудесным путем ковали новую жизнь, мы обернемся и к древним знакам духа. Придет духотворчество. Опять легко смеяться. Легко утверждать, ничего не зная. Особенно легко нам, живущим в полуграмотной стране. Срам-то какой! А если бы каждый грамотный обучил двух неграмотных, то величайший позор отошел бы в область преданий. Но никакая темнота не угасит духа. Посмотрите опять на толпы. Во зле друг другу вредящие. Не может так продолжаться. Спешим от града до града. Слышен грохот тяжело обитых ворот. По каменному полу стучат спешные шаги. Одинокие. Нетронутые недра. Знания мало. Всегда будем помнить, что мы знаем мало. Вступая в тень, встречая ночь, вспомним, что узнали нового. В чем поднялись? Не знаем. Не чувствуем. Изыщем пути. На побережье бесчисленны острые камни. Валуны. Прошедшие объятия волн. На гребне волны вознесенные. Уравненные. Вскройте их. Молотом оживите. В них аметисты, топазы, гиацинты. Кристаллы сверкающие. Отложения десятков тысячелетий. Испытайте. Ищите… А сколько из птиц перелетных отдают жизнь за один перелет? За один перелет в край чудесный…»[178]

Иосиф Виссарионович Сталин, народный комиссар по национальной политике, 27 ноября 1917 года приезжает в Гельсингфорс. Он выступает на съезде социал-демократов Финляндии и провозглашает принцип национального самоопределения, включая право на полное отделение народов и образование самостоятельных национальных государств. Этим воспользовалось правительство Финляндии и тут же потребовало немедленно осуществить свое право на независимость.

31 декабря 1917 года Совет Народных Комиссаров принимает Декрет о государственной независимости Финляндии. Таким образом, по парадоксальному стечению обстоятельств, буржуазия Финляндии получила власть из рук русских социалистов. Не помогла и запоздало организованная в январе 1918 года Финляндская революция, которая переросла в гражданскую войну. В Петрограде 1 марта был подписан договор об укреплении дружбы и братства между РСФСР и Финляндской социалистической рабочей республикой. Такое название для Финляндии предложил Владимир Ленин. Остававшиеся на территории Финляндии войска Советской России не смогли удержать власть.

На помощь буржуазному правительству Финляндии пришли германские войска, и вопрос о власти был решен быстро. На территорию Финляндии 3 апреля немцы высадили 12-тысячную «балтийскую дивизию», которая 13 апреля при поддержке артиллерии, под командованием генерала фон дер Гольца, вошла в Гельсингфорс (Хельсинки). И уже 15 мая сейм Финляндии принял решение о разрыве отношений с Советской Россией.

В августе 1918 года было заявлено, что мирные отношения между Советской Россией и Финляндией могут быть установлены только после присоединения к Финляндии Карелии и всего Кольского полуострова. С этого момента Финляндия — самостоятельное государство, а политика в отношении русскоязычных жителей становится отнюдь не лояльной.

В одном из писем известному финскому художнику Аксели Галлен-Каллеле, имевшему вес в правящих кругах Финляндии, Рерих в 1918 году пишет:

«Мой милый друг Аксель!

Надеюсь, что это письмо еще застанет Тебя в Каяни. Нужно, чтобы Ты срочно рекомендовал меня губернатору Выборга господину Хекселю. В противном случае очень возможно, что мне придется покинуть Финляндию… С 1 сентября снова начнется выселение русских, проживающих в Финляндии. На этот раз никто не сможет остаться. Потому что оставят только тех, у кого есть работа или жилье. Не имея ни того, ни другого, я окажусь среди высланных… Когда мне сообщили эту новость, я засмеялся. Но только что я получил письмо от человека, которому доверяю. Этот человек советует мне запастись рекомендательными письмами от исключительно известного и ценимого в Финляндии человека. Я сразу же подумал о Тебе. Твое имя мне поможет. Мне очень неловко Тебя вновь беспокоить, но что делать. Я утешаюсь тем, что, может быть, позже смогу Тебе помочь. Как бы я хотел видеть Тебя, поговорить с Тобой, знать, что Ты думаешь о том хаосе, который нас окружает. Если бы нас не преследовали, мы бы остались здесь еще на три недели, а на зиму остались бы в Выборге (там у нас намечено жилье)…

С благодарностью и дружбой. Твой Н. Рерих. 29 августа, Тулолансаари, Сортавала».

Именно к этому времени относится и первое письмо известного писателя Леонида Андреева, адресованное Николаю Рериху.

«Когда я узнал от Гуревичей, что Вы в Финляндии, я был чрезвычайно обрадован, — писал Леонид Андреев 30 сентября 1918 года. — …Ведь я живу за границей не только в смысле территориально-политическом, но и в отношении душевном, а Вы для меня — свой. Со всей радостью и со всем душевным приветом я буду ждать Вас, у меня посветлело на душе, когда нынче я прочел Ваше письмо. Приезжайте, дорогой Николай Константинович!»[179]