Благодарно киваю другу и коротко произношу в трубку.

– Хорошо, через тридцать минут буду.

– Я буду ждать тебя у черного хода. Там нет камер, и нас не смогут подслушать, – серьезно произнесла Марина и отключилась.

Лев

– Вот такие вот дела, Лев. Ты меня извини, но после такого я уволюсь. Я жить хочу. И так не смогу спать ночами, эта девочка мне сниться будет, – произносит Марина, глубоко затягиваясь.

Я знал, что Арсений поехавший на теме денег и нелегальных медицинских операций, но чтобы настолько…Плюс ко всему дурное предчувствие меня не покидало. Как будто эта дурно пахнущая история связана со мной.

– Одно дело, когда мы делаем нелегальные аборты женам влиятельных людей, которые залетели от своих любовников. Или когда они же лечатся от половых инфекций, а по документам плановый осмотр. Но когда привозят девочку с серьезным кровотечением, которой насильно провели медикаментозный аборт в домашних условиях, и просят меня устранить последствия…Извини, но это ни в какие ворота не лезет! Причем девочка все время шептала «Помогите» и звала…тебя.

Необъяснимое чувство тревоги и необратимости кольнуло прямо в сердце.

– Что, прости? – хрипло произнес я, едва совладав с голосом.

– Она все время бормотала «Лев, пожалуйста»…– растерянно произнесла Марина, с тревогой глядя на меня. – Я подумала, что, может, это твоя хорошая знакома. В любом случае, я посчитала нужным поставить тебя в известность о выходке Арсения. Будь осторожен, Лев.

Мелко подрагивающими руками я достаю телефон, нахожу нужную фотографию и протягиваю Марине:

– Эта девушка была? – не свожу взгляда с ее лица и, кажется, даже не моргаю, боясь пропустить ее реакцию. А ее ответ убивает меня, вспарывая мою душу без анестезии.

– Да.

Я до хруста сжимаю кулаки и челюсть, стараясь не впасть в ярость. Мне еще пригодится светлая и трезвая голова.

– Ребенок…он точно…– не в силах произнести то страшное слово, которое разрушит нашу с Мадиной счастливую жизнь.

– Определенно. Ей дали двойную дозу лекарства, вызывающего выкидыш. У нее плохая свертываемость, поэтому кровотечение было сильнейшим. Когда ее привезли в клинику, сохранять было уже нечего. Я лишь удалила остатки и остановила кровотечение. Ты знаешь ее? – с грустью в голосе произнесла коллега.

– Да, – сил хватает лишь на короткие, рубленые ответы. – Спасибо, Марина, что сообщила. Где сейчас девочка? Я хочу ее увидеть.

– Ее тут же увезли.

Черт-черт-черт! Я все же ударяю кулаком в стену, не обращая внимания на боль и сбитые костяшки.

– Я могу тебе чем-то помочь, Лев? – осторожно интересуется врач, очевидно, напуганная моей реакцией.

– Нет, Марина, спасибо. Ты уже мне помогла. Можешь идти домой, я все понимаю. Заявление завезешь потом. Я подпишу.

Она еще пару мгновений смотрит на меня, потом кивает и оставляет одного.

В моих мыслях предстает образ моей девочки с ее нереальными глазами Бэмби, в которых плескалось счастье, выливаясь через край и заряжая им окружающих, в частности, меня. Как она со счастливой улыбкой и слезами радости на глазах лежала вечером в кровати, прижимала руки к животу и шептала: «Ты сделал мне самый дорогой подарок в жизни. Нет большего счастья носить под сердцем ребенка от любимого мужчины». Это было позавчера, а такое ощущение, что в прошлой жизни. Или во сне.

А теперь нашего малыша больше нет. Его убили. Родной дед, руки которого по локоть в крови, безжалостно вырвал его из тела девочки, избавившись как от опухоли или мусора.

Кулаки до боли сжимались от бессилия. Хотелось орать, биться головой о стену и крушить все подряд. Я, блять, понятия не имел, куда деться от боли, которая разрывает душу на британский флаг. Но я буду держать себя в руках. Ради моей девочки. Потому что, когда она придет в себя, рядом обязательно должен быть тот, кто будет сильнее ее, тот, кто сможет за руку провести по раскаленным углям нашего общего горя. Потому что я, блять, нахрен, не знаю, как она сможет это пережить.

Но я, как хирург, знаю, что гнилую плоть надо удалить как можно скорее, чтобы она не отравляла остальное тело. Сдается мне, что и в обществе также. Не зря же волки съедают больных особей. Сегодня мне придется стать этим чертовым санитаром. Но ради моей Мадины я и не такое сделаю.

И я, ни минуты не сомневаясь, набираю номер телефона, который при обычных обстоятельствах никогда бы даже и не вспомнил.

– Лев Романович, добрый день, – на том конце провода Грачев Валерий Павлович, а попросту Грач, отвечает почти мгновенно, словно он ждал мой звонок. – Рад тебя слышать.

– Добрый. Мне нужна ваша помощь.

– Я догадался. В обычной ситуации ты бы вряд ли мне позвонил. Через два часа удобно встретиться?

– Вполне.

– Тогда до встречи.

Конечно, у меня болело в груди от того, что, когда Мадина придет в сознание, и ей будет необходима моя поддержка, меня не будет рядом. Но я должен. Я не смог защитить ее от произвола тирана, хоть и обещал, но я просто обязан отомстить Мурату Алиеву за смерть моей семьи и не рождённого ребенка.

До встречи с Грачом есть целых два часа, и я знаю, чем их займу. Пора раздавать долги. Начну, пожалуй, с Арсения.

Врываюсь в кабинет бывшего партнера без стука, и, несмотря на то, что он говорит с кем-то по телефону, я поставленным ударом бью его в челюсть. Так, что стул, на котором он сидит, опрокидывается, и Арсений падает.

– Какого хуя, Лев?! – благим матом орет мой бывший партнер.

Я, ничего не поясняя, подхожу к нему и начинаю просто методично его избивать, не говоря ни слова. Через какое-то время, поняв, что он уже в полубессознательном состоянии, я отпускаю его и произношу сквозь зубы, уверенный, что Сеня все же услышит меня:

– Я предупреждал тебя, Арсений, чтобы ты держал свои желания и амбиции под контролем. Но ты лишь упрямо повторял: «Деньги не пахнут». Сегодня ты перешел всякие границы, подняв руку на мою женщину. Я уверен, что ты знал, что Мадина со мной. Но все равно убил ее ребенка. Моего ребенка. Ты позволил этому случиться, Сеня. Никто, повторяю, никто не уйдет безнаказанным, подняв руку на мою семью!

– Ты…об этом…пожалеешь, Лев…Мурат…этого так не оставит, – хрипит Сеня, закашлявшись собственной кровью.

– Мурат сдохнет, как собака. Так же, как и ты, Сеня, – и с этими словами я выхожу из кабинета, набирая по пути Матвея, попросив его напрячь своих юристов, чтобы они вывели все мои активы из клиники, уничтожив любое упоминание обо мне.

– Люба,