Добродушные уколы вмиг сменились откровенным вызовом. Мал сделал виноватое выражение лица: ее можно взять, если вступить с ней в отчаянную борьбу, но в конце дать ей выиграть.

— Мисс де Хейвен, почему УАЕС не объявляет забастовку, чтобы добиться своих требований по контракту?

Клэр не спеша отхлебнула из стакана:

— Тогда наше место займут тимстеры и останутся работать на условиях временного договора — за нищенскую плату.

Удачное начало. У него последний шанс сыграть в «хорошего полицейского», потом отступить, пустить газетную утку и устроить западню:

— Хорошо, что вы заговорили о тимстерах, они меня сильно беспокоят. Если заседание большого жюри все же состоится, в чем я теперь сомневаюсь, следующим шагом должна стать борьба с рэкетом в среде тимстеров. Преступных элементов там не меньше, чем коммунистов среди американских радикалов.

Клэр де Хейвен сидела спокойно, на приманку не клюнула. Посмотрела на Мала, перевела взгляд на висевший у него на поясе пистолет:

— Вы не глупый человек, так сформулируйте мысль яснее. Изложите суть дела, как вас учили на первом курсе в Станфорде.

Чтоб немного разозлиться, Мал подумал о Селесте:

— Мисс де Хейвен, я был в Бухенвальде и знаю, что Сталин творит такое же зло в России. Мы хотим докопаться до самых корней тоталитаризма, привносимого коммунистическим влиянием в киноиндустрию и в УАЕС, покончить с ним, помешать тимстерам избивать ваших пикетчиков, установить на основе свидетельских показаний подобие некой демаркационной линии между грубой пропагандистской агрессией коммунизма и законной политической деятельностью левого направления.

Мал замолчал, пожал плечами, притворно-разочарованно развел руками.

— Мисс де Хейвен, я — полицейский. Мое дело собирать улики, чтобы предать суду грабителей и убийц. Мне такая работа не нравится, но кто-то ее должен делать, и, уверяю вас, я стараюсь делать ее как можно лучше. Вы меня понимаете?

Клэр взяла со стола сигарету и зажигалку, закурила. Мал захлопал глазами, делая вид, что раздосадован, что не сохранил выдержку. Наконец она сказала:

— Вы или хороший актер, или находитесь под влиянием очень плохих людей. Кто вы? Честно говоря, не могу понять.

— Не надо говорить со мной в покровительственном тоне.

— Я и не собиралась.

— К сожалению, собирались.

— Хорошо, собиралась.

Мал встал со стула и стал ходить по комнате; он думал о ловушке. Его взгляд упал на книжную полку, заставленную фотографиями в рамках. Он обратил внимание на серию снимков красивых молодых людей. Половину составляли жгучие брюнеты, похожие на латиноамериканских героев-любовников, но Ло-песа, Дуарте и Бенавидеса среди них не было. Мал вспомнил, что говорил Лопес Лезнику: Клэр была единственной грингой, которая делала ему минет, и ему было стыдно, потому что это делают только бляди, а она — его коммунистическая Мадонна. Отдельно на полке стоял портрет Рейнольдса Лофтиса, нелепо выделявшийся среди этой группы своим англосаксонским добродетельным видом, как часовой на посту. Мал повернулся и спросил:

— Ваши победы, мисс де Хейвен?

— Мое прошлое и будущее. Грехи молодости — кучей, а жених — отдельно.

Чаз Майнир высказывался насчет Лофтиса совершенно определенно: что и как они делали. Интересно, подумал Мал, знает ли она о них, догадывается ли, что Майнир выдал Комиссии Конгресса ее будущего мужа:

— Ему очень повезло.

— Спасибо.

— Он случайно не актер? Мне кажется, я водил сына на фильм с его участием.

Клэр погасила сигарету, закурила другую, оправила юбку:

— Да, Рейнольде актер. Когда вы с сыном ходили в кино?

Мал сел, стал вспоминать, когда Рейнольде значился в черных списках:

— Сразу после войны. А что?

— Поскольку пока наша беседа ведется в корректной форме, мне хотелось бы сказать вам вот что. Я сомневаюсь, что вы такой чуткий человек, каким пытаетесь себя выставить. Но если я все-таки ошибаюсь, то думаю вам небезынтересно побольше узнать о людях, которым вы принесли страдания.

Мал большим пальцем указал на портрет Лофти-са у себя за спиной:

— На примере вашего жениха?

— Да. Видите ли, вы, наверное, были в кинотеатре повторного фильма. Рейнольде был очень популярным актером в 30-е. Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности штата Калифорния в 40-м страшно подпортила ему карьеру, когда он отказался давать показания. Многие студии перестали приглашать его по политическим соображениям, и единственная работа, какую он мог получить, — это съемки на десятистепенных студиях. Он вынужден был унижаться перед таким ужасным человеком, как Герман Ie-рштейн.

— Могло быть и хуже, — возразил Мал. — В 47-м Комиссия Конгресса заносила людей в черный список. Ваш жених тоже мог там оказаться.

— Он был в черном списке, — крикнула Клэр, — и я готова поспорить, что вы об этом знаете!

Малу стало не по себе; он думал, что ему удалось убедить, будто он плохо знает Лофтиса. Клэр понизила голос:

— Вы знали, не "могли не знать об этом. Фамилия Рейнольдса — Лофтис, мистер Консидайн. Уж вам ли не знать, что он член УА.ЕС.

Мал пожал плечами с наигранным безразличием:

— Когда вы сказали Рейнольде, у меня была мысль, что это Лофтис. Я слышал о нем как об актере, но его фотографии никогда не видел. Но знаете, почему я был удивлен. Один старый либерал сказал мне и моему коллеге, что Лофтис гомосексуалист. А вы мне говорите, что он ваш жених.

Клэр сощурила глаза, какое-то мгновение она смотрела, словно вот-вот обернется фурией:

— Кто вам это сказал? Мал снова пожал плечами:

— Один человек, который ходил на пикники Комитета Сонной Лагуны и приударял там за девочками. Не помню его имени.

Казалось, Клэр вот-вот рухнет без чувств: ее руки дрожали, ногти царапали столик. Мал пристально смотрел ей в глаза — они застыли в одной точке, словно в водку был подмешан наркотик. Секунды тянулись бесконечно. Наконец к Клэр вернулось спокойствие:

— Извините меня. Мне просто неприятно слышать подобное о Рейнольдсе.

Мал же подумал: нет, дело в другом — это Сонная Лагуна:

— Прошу прощения, мне не следовало это говорить.

— Зачем же вы тогда сказали?

— Потому что ему повезло. Красная королева улыбнулась:

— И дело не только во мне. Позволите мне закончить то, о чем я начала говорить?

— Конечно.

— В 47-м кто-то донес на Рейнольдса в Комиссию Конгресса на основании слухов и сплетен — и его немедленно занесли в черный список. Он уехал в Европу и стал сниматься там в экспериментальных арт-фильмах одного бельгийца, с которым познакомился в Лос-Анджелесе во время войны. Там все актеры играли в масках. Эти фильмы произвели фурор. Так Рейнольде сводил концы с концами. В 48-м во Франции он даже получил премию — аналог нашего «Оскара», вышел на ведущие роли в европейском кино. Теперь серьезные студии Голливуда предлагают ему серьезную работу за хорошие деньги, но все это кончится, если его потащат еще на какую-то комиссию, на большое жюри, на «суд кенгуру» или как вы это там еще называете.