Когда я пишу роман, то самая лучшая минута — это напечатать слово «Конец», потому что к этому времени я отчаянно хочу закончить. Обычно я не успеваю к сроку — нечесаная, вымотанная и раздражительная. И тем не менее мне не хочется печатать последнюю страницу «Парижа в любви». Обозначив эти последние слова на бумаге, я как бы ставлю точку в приключении, а мне бы не хотелось, чтобы оно ушло в прошлое. И не имеет значения, что я пишу это эссе, когда мы уже почти год живем в Нью-Йорке. Конечно, когда мы жили на улице Консерватории, время тоже утекало сквозь пальцы. У нас с Алессандро была служба, на которую мы должны были вернуться, но нам негде было жить. Мы продали наш дом и машины, планируя купить новую квартиру… когда-нибудь.

После Рождества мы оба с ужасом осознали, что время пришло. Два очень милых риелтора, Куртис и Уильям, договорились о том, чтобы мы посмотрели несколько квартир. К их ужасу, мы решили отвести на поиски квартиры ровно три дня. Мы прилетели в пятницу в феврале, а к пяти часам уже осматривали квартиры в том особом состоянии волнения, когда собираешься купить что-то стоимостью примерно с маленький полинезийский остров. Может быть, даже такой, на котором есть пара деревушек. Хотя нас измучила задержка рейса, мы все-таки были в силах понять, что первая квартира, которую мы видели, — единственная в подходящем районе, размер и цена которой нас устраивают. К тому же в ней имеются длинные встроенные книжные полки. Тем не менее мы покорно потратили остаток уик-энда на то, чтобы носиться по Бродвею в снегопад, врываясь в гостиные незнакомцев. Но нам ничего не понравилось после той, первой. И книжные полки не шли ни в какое сравнение. В понедельник утром мы пришли к нашим риелторам и назвали свою цену за ту квартиру. Это был какой-то сюр: наш заклад был так огромен, что это напоминало деньги в игре «Монополия».

А на следующее утро мы узнали, что наше предложение принято.

Но нам еще нужно было получить согласие кооператива. В Нью-Йорке большинство людей на самом деле покупает не квартиру, а пай в кооперативе. И прежде чем члены правления кооператива сочтут тебя достойным жить в их священных стенах, они имеют право ознакомиться со всеми твоими финансовыми отчетами (причем когда я говорю «со всеми», то имею в виду и свою первую службу, когда я подрабатывала официанткой в кафе). Кроме того, вы должны пройти личное собеседование с правлением, а также ваши дети и ваша собака — если она у вас имеется. Мы снова прилетели из Парижа в мае на собеседование с правлением, зная, что результат непредсказуем: когда мы прибыли, Уильям и Куртис были немного расстроены, так как в то самое утро правление кооператива по необъяснимым причинам отказало другому их клиенту. Уже перед самой дверью они дали нам последний совет: не выкладывать личные детали, о которых нас не спрашивают, поскольку что угодно может вызвать чью-то неприязнь. Было очевидно, что предрассудки и личное предубеждение могут повлиять на решение. Мы надеялись, что среди членов правления нет таких, кто ненавидит авторов любовных романов. Или профессоров литературы. Выпускников Йельского университета! Итальянцев! Список был бесконечен.

Здесь я должна добавить: единственное, что пугало меня еще больше, чем правление кооператива, — это нашествие клопов в Нью-Йорке. Даже в Париже мы слышали, что город просто кишит ими. К счастью, у меня не осталось опасений относительно этой конкретной квартиры, потому что, позволив правлению кооператива копаться в наших финансовых делах, требовать многочисленные личные рекомендации и даже проводить собеседование с нашими детьми по скайпу, взамен мы попросили только одно: дать право нашему адвокату ознакомиться с протоколами заседаний правления кооператива за несколько десятилетий — в поисках этого слова, вызывающего панику: клопы. Оно не было обнаружено.

На допросе с пристрастием мы уже ответили на несколько вопросов (например, должна ли я возвращать издателю аванс, если одна из моих книг не пользуется успехом — ответ отрицательный), когда у меня появилась робкая надежда. Все улыбались. Они заговорили о вечеринках в каникулы. Потом председатель правления кооператива подался вперед и сказал:

— В этом вопросе нет ничего личного, но боюсь, что мне придется вас спросить, не было ли у вас контакта с клопами.

Алессандро рассмеялся и объяснил, что я их смертельно боюсь, и единственное, что могло бы заставить нас отказаться от такой прекрасной квартиры — это клопы. В эту минуту в разговор вмешался пожилой джентльмен:

— О, вам нечего бояться: в прошлом году они у меня были. — А надо сказать, что собеседование проходило как раз в его квартире. Головы всех сидящих за столом повернулись в его сторону. Он кивнул на дверь. — Они приехали в чемодане, который по ошибке попал в Боливию, — бодрым тоном продолжал пожилой джентльмен. — Мы все поняли, когда укусили нашего друга, ночевавшего в комнате для гостей, — и сразу же приняли меры.

Алессандро сильно пнул меня под столом (супружеский вариант слов «не кричи»), но я была в шоке, так что не отреагировала. Я думала о том, что эта квартира находится прямо под той, которую мы только что купили.

— Как давно, вы говорите, это случилось? — осведомился председатель кооператива с удивительным, на мой взгляд, самообладанием.

Я слегка оправилась от паники, только когда они перешли на другую тему, заговорив о субъекте, живущем в этом доме. По-видимому, он не всегда принимает свои лекарства. Правление уведомило нас, что иногда он ведет себя неадекватно.

— Он бывает довольно резок с детьми, — сказал один член правления, — и они могут подумать, будто он на них нападает. Однако на самом деле он не агрессивен.

— Это наш подопечный, наша общая забота, — заметил другой.

— Он никогда не нападал на моих детей, — сообщил третий.

— Тогда вам повезло, — отрезал первый член правления.

Пошатываясь, мы вышли на заснеженную улицу и прошли один квартал, прежде чем я остановилась позвонить нашим риелторам. Я лепетала о клопах и о психах, которые не принимают лекарства. В конце концов Алессандро удалось оторвать меня от телефона (к этому времени Куртис уже перечислял агентства, уничтожающие паразитов, — причем они гарантировали полное уничтожение) и увести в ресторан. Когда я сидела с бокалом вина в руке, мой муж заметил, что одной особе не следовало перебираться в Нью-Йорк, если на самом деле она хочет жить в тихом пригороде, где нет паразитов. Мы переезжаем в этот город именно затем, чтобы никогда больше не вести разговоры о борьбе с сорняками и об изменении цен на бензин. У нас будут другие, более захватывающие темы для обсуждения, а именно: клопы и шизофреники.

Я не сразу, но все-таки поняла, что он хочет сказать.

Нью-Йорк будет приключением, тогда как Нью-Джерси было нашим существованием. Как выяснилось, в нашей квартире действительно не было клопов, и мы познакомились со многими, если не со всеми, жильцами нашего дома — причем так и не опознали личность, которая, возможно, не принимала свои лекарства.

За прошедший год много чего случилось. Я обнаружила магазин, где продают восхитительный шоколад — в пол-квартале от нашей квартиры. На платформе метро меня весьма вежливо спросили, не стоят ли у меня за спиной черти. Клопов не было, зато я пережила три нашествия вшей, которые милостиво ограничились младшими членами семьи. Я использовала свои cocottes для приготовления шоколадных тортов и надевала черные сапоги на заседания кафедры. Анне очень нравится Нью-Йорк, а Лука (который теперь говорит, что поедет учиться во французский колледж) постоянно твердит, что ненавидит его. Хотя дети поменялись ролями, наша родная, до боли знакомая оппозиция всегда с нами.