В общем, Пузан всегда, казалось, был совершенно безразличен к моим женским прелестям, и, честно говоря, меня это немного задевало, но вдруг его отношение изменилось. Это произошло после того, как распался его брак… о, я забыла сказать, что месяц или два назад от него ушла жена. Ходило столько слухов - что она оказалась лесбиянкой, что ушла жить в ашрам, что ее застали в постели с инструктором по теннису. Как я потом узнала, все это и близко не лежало. Несколько недель мы его почти не видели. Но потом он вдруг появился на репетиции, в Лондоне, в этом безобразном помещении в Пимлико, которое снимает «Хартленд», и тут же стал подбивать ко мне клинья. С места в карьер. Я помню, как он распахнул двери, встал на пороге и принялся озираться, пока не заметил меня, и тогда направился прямиком ко мне и плюхнулся рядом, даже не поздоровавшись ни с Хэлом Липкином, это режиссер, ни с актерами. Дебора Рэдклифф улыбнулась ему, но он проследовал мимо, даже не взглянув, что ей не очень-то понравилось. Краем глаза я видела, как она посмотрела на нас волком. Пузан выглядел жутко. Глаза налились кровью. Небритый. Одежда измята. Выяснилось, что он только что прилетел из Лос-Анджелеса и прямо из Хитроу приехал на репетицию. Я сказала, что это говорит о его огромной преданности делу, а он уставился на меня, словно не понял, о чем я толкую, поэтому я добавила:

- Я имею в виду, присутствие на репетиции, когда вы, должно быть, так вымотались.

Он сказал:

- А, к черту репетицию, - и тут же предложил поужинать с ним вечером. Ну, я уже договорилась пойти в кино с Джеймсом, но это меня не остановило. Я хочу сказать, что если известный, ну, известный в телевизионных кругах, писатель приглашает никому не известную сотрудницу вроде меня поужинать, то ты идешь. Идешь, если не хочешь на всю жизнь остаться никому не известной сотрудницей. Так вот это делается, милочка, поверь мне. Кстати, Джеймс думает, что эти выходные я провела у своей бабушки в Торки, не забудь, если вдруг случайно с ним встретишься, ладно?

Вот Пузан и отвез меня в маленький итальянский ресторанчик в Сохо - в «Габриэлли». Я там никогда раньше не была, но он, похоже, тамошний завсегдатай. Приняли его с распростертыми объятьями, словно вернувшегося блудного сына - все, кроме жены хозяина, которая почему-то злобно на меня посматривала. Пузан грелся в лучах внимания, пока эта женщина не подошла с какими-то хлебными палочками и не сказала, глядя на меня:

- Значит, это ваша дочь, синьор Пассмор? - И Пузан жутко покраснел и ответил, что нет, и тогда эта женщина спросила: - А как поживает синьора Эми?

Тогда Пузан покраснел еще больше и ответил, что не знает, в последнее время он с ней не виделся, и назойливая старая ведьма, самодовольно улыбнувшись, исчезла на кухне.

Пузан был похож на Шалтая-Болтая, когда тот свалился со стены. Пробормотал что-то насчет того, что иногда ужинает здесь с Эми Портьюз, директором по подбору актеров в «Соседях». Я встречалась с ней пару раз. Коренастенькая такая брюнетка, за сорок, я бы сказала, всегда расфуфыренная и дико воняет духами. Я шутливо заметила, что он, по-видимому, не часто приводит сюда молодых женщин, а он угрюмо ответил - нет, не часто, и спросил, не хочу ли я выпить. Я заказала кампари с содовой, а он пил только минеральную воду. Я поделилась с ним своей идеей насчет «мыла», он покивал и сказал, что это интересно, но на самом деле вид у него был отсутствующий. Что, дорогая, что ты не понимаешь? Скажи мимикой. О! Не мыло, дорогая, а «мыльная опера», ну, ты знаешь, как «Истэндеры», только я придумала скорее «Уэстэндеров». Я спросила, летал ли он в Лос-Анджелес по делам, и он ответил: «В каком-то смысле», но в каком, не объяснил. Нам подали очень славную еду и бутылку кьянти, что, вероятно, считается здесь шиком, но он практически не пил, по его словам, он боялся уснуть из-за разницы во времени. За десертом он довольно неуклюже перевел разговор на секс.

- Вы не представляете, - сказал он, - в какой узде нас держали в отношении секса, когда я был молодым. Порядочные девушки просто ничего не позволяли. Поэтому хорошие мальчики в основном ничего не могли. В стране было полно двадцатипятилетних девственников, в большинстве своем мужского пола. Наверное, вам трудно в это поверить. Наверное, вы не задумываясь займетесь сексом с тем, кто вам нравится, ведь так?

Поэтому я ответила… что? Хорошо, извини, я буду говорить потише. Кровати стоят очень близко. Что у нее? Покажи. Аппендицит? Нет. Кесарево сечение? Правда? Ты отлично показала, дорогая. Знаешь, а из этого может получиться хорошая салонная игра.

Поэтому я ответила, что все зависит от того, действительно ли мне нравится этот человек, и он томно так посмотрел на меня и спросил:

- А я действительно нравлюсь тебе, Саманта?

Ну, я была несколько ошарашена скоростью, с которой мы дошли до сути дела. Ты приготовилась прокатиться в тихоходной малолитражке, похожей на степенный семейный фургончик, а она за три секунды разогнала тебя до шестидесяти миль. Поэтому я засмеялась своим серебристым смехом и заметила, что это похоже на наводящий вопрос. Тогда у него сделался очень унылый вид, и он спросил:

- Значит, не нравлюсь, да?

Я сказала, что, напротив, он мне очень нравится, но я подумала, что он устал - сказывается разница во времени - и не совсем понимает, что делает или говорит, и я не хотела этим воспользоваться. Он минуту это переваривал, хмурясь, и я поняла - ты провалила дело, Саманта, но, к моему облегчению, Шалтай-Болтай расплылся в улыбке и сказал:

- Ты абсолютно права. Как насчет десерта? Здесь готовят очень приличное терамису.

Он налил себе вина и выпил, словно наверстывая упущенное, и заказал еще бутылку. Остальное время он проговорил о футболе, не могу сказать, что это моя любимая тема, но, к счастью, мы уже почти закончили. У ресторана он посадил меня в такси, дал водителю десятку и поцеловал меня в щечку, как дядюшка. Смотри, чай развозят. А из чашки ты можешь пить? Хорошо. Я скажу, что, если ты не сможешь, я выпью. А твое печенье взять? Жаль оставлять. М-м-м, с заварным кремом, мое любимое. Как жалко, что ты не можешь съесть ни кусочка.

Так на чем я остановилась? Ах да, так вот, через несколько дней мне передали, что я должна зайти к Олли Силверу в лондонский офис «Хартленда». Все утро я мучилась, что надеть, а чего не надевать, но оказалось, все это было не нужно, потому что он сразу же предложил мне работу. С ним был Хэл Липкин. Они сидели в разных углах длинного дивана и по очереди бросали мне реплики.

- Вы, наверное, обратили внимание, что мистер Пассмор в последнее время ведет себя несколько странно, - сказал Олли.

- У него проблемы в семье, - вступил Хэл.

- Он очень переживает, - сказал Олли.

- И мы за него переживаем, - продолжал Хэл.

- Кроме того, нас волнует судьба нашего шоу, - сказал Олли.

- Мы бы хотели выпустить еще блок, - объяснил Хэл.

- Но возникло одно препятствие, - произнес Олли.

Я не могу тебе сказать, что за препятствие, дорогая, потому что они взяли с меня слово молчать. Я знаю, что ты не общаешься с журналистами, но все равно. Я даже не должна была говорить, что вообще существует проблема. Это страшная тайна. Суть в том, что они хотят, чтобы Пузан переписал последние сценарии нынешнего блока, чтобы расчистить дорогу для дальнейшего развития событий в следующем блоке. Добавить в ситком новую линию, так сказать.