Мэделин знала, что это был Джек. Она посмотрела определитель, этот номер был из Хаббард-Пойнта, Коннектикут, и, заглянув в свою телефонную книжку, поняла, что это номер не Стиви, поэтому она догадалась, что это мог быть он. Она сидела в кабинете своего федерального дома, вытирая глаза; ее знобило, хотя жаркий летний воздух струился из открытого окна.

Крис просунул голову в комнату. Она посмотрела на его большие синие глаза и седеющие светлые волосы и, изобразив улыбку, кивнула ему, давая знать, что все в порядке. С тех пор как она вернулась домой от Стиви, он следил за ней больше, чем обычно. В сущности, его внимательность напоминала ей о первых месяцах после той аварии, когда она была в очень плохом состоянии.

– Кто это был? – спросил он.

– Ошиблись номером, – ответила она.

– Мне показалось, что ты разговаривала…

Хорошо, что он не сказал – плакала. Мэделин опять улыбнулась и сказала:

– Я постаралась быть вежливой.

Крис поверил ей и вернулся к телевизору смотреть баскетбольный матч. Мэделин дрожала. Она терпеть не могла лгать мужу. Но она знала, что, если скажет, что звонил ее брат, он тут же сделает обратный вызов и выложит Джеку все, что о нем думает. По правде, Мэделин хотелось сделать то же самое.

Она не могла поверить, что он просто не хотел или не мог говорить с ней. Конечно, она отвечала за ту поездку, она должна была доставить Эмму домой в целости и сохранности. Но дело было в другом – Джек не смог справиться с тем, что услышал оскорбительную для него правду. Теперь Мэделин вспоминала, как она пришла в себя сквозь туман димедрола, который ей кололи в первые дни в госпитале, и увидела Джека у своей постели. Тогда она все рассказала ему, и только ему, что произошло на самом деле. Он буквально обезумел – тряс головой, кричал, словно сумасшедший, бил кулаками в стену.

Вошла сестра и быстро увела Джека, а Мэделин опять провалилась в бессознательный и мучительный сон. Крис оставался с ней днем и ночью, доктора приходили и уходили. Они показали ее психиатру. Приходили полицейские, но Крис попросил их вернуться тогда, когда Мэделин придет в себя.

Она больше не могла вспоминать об аварии. Психиатр сказал, что у нее «травматическая реакция». Эти слова мучили ее – они возвращали ее сознание к другой травме. Крик, удар, кровь.

Все остальное вспоминалось легко – дни и часы перед этим. Она помнила, как пригласила Эмму провести уик-энд на пляже, она помнила белый забор и персиковое дерево неподалеку. Она помнила руки Нелл в своих руках, ее милую болтовню о школе и об истории, которую она сочинила про пони по имени Звездочка. Она помнила, как Джек поцеловал ее на прощание, как она благодарила его за то, что он отпустил Эмму на уик-энд.

И помнила уик-энд… ленивые утренние часы с кофе и свежевыжатым апельсиновым соком, бег по пляжу для тренировки, помнила, как они искали место для своих одеял и кресел, сидели с Эммой на горячем песке, ничего не делая, только беседуя. Мэдди вспомнила, как взглянула в глаза Эммы в самый первый день, улыбнулась и воскликнула:

– О, пляж, и мы будем здесь вместе.

– Мы прошли долгий путь после Хаббард-Пойнта, – сказала Эмма.

– Там мы впервые встретились все вместе. Я помню тот день, когда я встретила тебя и Стиви Мур. Тогда мы думали, что всегда будем вместе… помнишь, какими мы были неразлучными?

Эмме, казалось, было неинтересно вспоминать, но Мэделин не могла остановиться:

– Помнишь, ее отец подарил ей маленький английский автомобиль… какой же марки? «Хиллман»! Точно. Он был такой пикантный, прямо для пляжа. И она съезжала сверху и возила нас в кафе-мороженое «Парадиз»?

– Мы все в купальниках втискивались на переднее сиденье, – сказала Эмма без тени улыбки. – Поедали мороженое, проезжая вдоль пляжа… все парни сигналили нам. Помнишь, как Джимми Петерсон почти заставил отступить нас с дороги?

Они засмеялись, вспоминая прогулки на «хиллмане» Цвета морской волны, непостижимую энергию их семнадцати лет. Мэделин внимательно посмотрела на Эмму, вспомнив покупку «Лета лебедей» для Нелл. Почему Эмма так отрицательно отнеслась к творчеству Стиви?..

– Помнишь, какой стеснительной сначала была Стиви с мальчиками, – спросила Мэделин. – Я думаю, она была такой замкнутой, потому что у нее не было матери, она жила вдвоем с отцом.

– Профессор, – сказала Эмма. – Помню его английский акцент… Меня он не слишком занимал.

– Меня тоже, – сказала Мэдди.

– Стиви просто привалило счастье, – заговорила Эмма со странной грубостью. – Она сделала карьеру, потому что заботилась только о себе самой, у нее не было мужчины, чтобы надеяться на его поддержку. Она могла себе позволить быть застенчивой с мальчиками, а потом выходить замуж и разводиться в свое удовольствие.

– Эмма…

– Прости, Мэдди. Ты не ожидала услышать что-то подобное. Но это то, для чего я поехала с тобой. Мне нужно сказать тебе…

А потом они повернули свои намазанные кремом лица к солнцу, наслаждаясь теплом, даже когда в душе Мэдди все похолодело от того, что сообщила ей Эмма. Она чувствовала, что ее невестка несчастлива, но только сейчас она поняла масштаб надвигавшейся катастрофы. Она поняла бы, что Эмма недовольна своей жизнью с Джеком, но не подозревала, что у нее был кто-то другой. Она не знала всех ее планов.

Пляж, остров, коттедж, долгий мучительный разговор – все это незабываемо запечатлелось в памяти Мэделин. Она помнила, что была потрясена – нет, это слишком драматичное слово, – тем, что Эмма поведала ей. Может ли она держать это в тайне от своего брата? Шли часы, солнце ласково грело их кожу, и волны мягко плескались о белый песок острова, а Мэделин слушала и слушала и не могла поверить, и у нее мурашки бегали по коже…

Она была лучшей подругой Эммы. Но также она была сестрой Джека. Все это она пыталась довести до Эммы, садясь в машину. Когда Мэделин, наконец, заговорила, она сказала Эмме, что не сможет сдержаться, что хотя она любит Эмму и уважает ее право выбора, она не может отказаться от брата, ведь она сестра Джека.

И родная тетя Нелл.

Мэделин считала, что поступок Эммы нанесет сильный удар Нелл. Уик-энд заканчивался, но у них еще оставались часы, нужные для дороги домой. Между ними возникло некое напряжение; Мэделин пыталась заставить себя сказать что-то, что не звучало бы ханжески. Эмма должна была понять, что у Мэделин растет возмущение и неодобрение, досада и отвращение к тому, о чем она услышала. И ее охватил страх перед тем, как это отразится на Джеке, а главное на Нелл.

– Ты должна подумать о том, как это скажется на Нелл, – заговорила Мэделин очень мягко, когда они ехали через деревни Джорджии, восточнее Атланты, где Эмма собиралась ей показать, откуда происходил Ричард Кирсейдж.

– Как ты смеешь упрекать меня? Нелл – это все, о чем я думаю!