Впрочем, Саймону было не до стрельбы. Он хрипел, захлебываясь кровью, и думал - почему все не закончиться быстро?

Быстро - значить навсегда. Такого оборота событий не могла допустить подсистема боевого поддержания жизни.

Да, пилот смертельно ранен, но в бою, оказывается, не все зависит от воли человека, и есть скрытые до определенного момента критерии жизни и смерти.

Саймон испытал волну жаркого, липкого ужаса, когда ощутил, как что-то холодное, неживое проникло в грудь через рану, и зашевелилось в ней, стирая слабые эманации боли, и оставляя четкое неприязненное ощущение присутствия инородного тела, которое к тому же двигалось, ощупывало его изнутри, деловито покалывало, распространяя волны дурманящего тепла, постепенно переходящего в нездоровую лихорадочную бодрость.

Я не хочу… Не смогу больше… - Его по-прежнему душил надрывный кашель, кровь хоть и не пузырилась теперь при каждом вдохе, но экраны гермошлема уже успели покрыться бурой, подсыхающей отвратительными разводами пленкой, через которую смутно проступало изображение.

И снова он начал проваливаться в мир грез, такой спасительный, желанный, но приходящий лишь на краткие мгновенья.

Беат… Убери из меня эту дрянь…

Рыжеволосая девушка повернула голову, но ничего не ответила, лишь приложила палец к губам и вдруг, встав, сделала шаг к стене рубки, которая внезапно превратилась в длинный тоннель…

Она уходила.

Кресло пилот-ложемента в окружении голографических экранов теперь осталось пустым. Она не произнесла ни слова, а Саймон с тоской смотрел ей вслед, еще не понимая, что умер.

Система боевого поддержания жизни не сумела справиться с ранением.

Саймон испытывал странные ощущения: мир вокруг поблек, выцвел, он больше не чувствовал ни боли, ни отчаянья, ни холодных прикосновений реанимационного аппарата, - он лишь смутно осознавал, что должен занять кресло, освобожденное для него "Беатрис".

Кресло "Одиночки".

Саймон с немым удивлением посмотрел на свои руки и вдруг заметил, как они исчезают, растворяются, у него больше не было тела, оно стало лишь воспоминанием, а через секунду прошло и это…

* * *

Тавгалов, оказавшись в центре боя, практически сразу потерял ориентацию, - ощущения, передаваемые рассудку через устройства импланта, по-прежнему оглушали, он, привыкший к бронескафандру, с трудом осознавал себя внедренным в массивное, но необычайно чуткое, отзывчивое механическое тело…

Весь букет губительных для неподготовленного рассудка ощущений вновь и вновь обрушивался на него: голова вдруг закружилась, сознание попыталось улизнуть, но не тут-то было, боевая система поддержания жизни справилась с очередным ментальным шоком всего за несколько секунд.

Разрывая багровую черноту, в глаза ударил тусклый свет, на его фоне контрастными монохромными контурами обозначилось три десятка целей, он чувствовал, как идет, сотрясая почву, равномерно, уверенно, будто всю жизнь провел в абсолютном нейросенсорном контакте с грозной боевой машиной.

Тавгалов тихо запаниковал, но тут же пришел в себя, осознав, что нагнетание внутренней истерии к добру не приведет.

Как я держу равновесие?!

На тренировках в условиях полигонов все происходило абсолютно иначе, - не наступало потрясшей его глубины прямого соединения рассудка с кибернетическим механизмом и исполнительными подсистемами.

Его рефлексы стали теперь рефлексами "Одиночки", трансформация началась и завершилась столь стремительно, что спину обдало испариной, но путь назад уже отрезало, - еще не сделав ни единого самостоятельного шага, не произведя ни одного выстрела, он машинально и как-то буднично переключил внимание на множащиеся сигнатуры, с запоздалым холодком в груди осознавая, что перед ним легендарные "Беркуты", - адаптированные для боевых действий наследники некогда мирных аграрных исполинов планеты Дабог.

Они приближались со всех сторон, ощущения потрясали, и одновременно что-то нивелировало психику, низводя острые, режущие по нервам чувства до ущербных полутонов: над головой (или над рубкой?) промелькнули тягучие факелы, и тут же распались, множась звенящим осиным роем разделившихся боевых частей, земля под ступоходами "Фалангера" внезапно забилась в конвульсиях, почва рвалась из-под ног, сотни разрывов стирали рельеф, за секунды создавая новые безжизненные ландшафты, состоящие исключительно из воронок и слоя тлеющей, разбросанной комьями, вихрящейся искрами и опадающей пеплом земли…

Тавгалов некоторое время с трудом удерживал машину от падения; ударные волны обрушивались с разных сторон, а сенсорное восприятие только усугубляло эффект, он вдруг запаниковал, но опять - лишь на краткие мгновенья, до первого лазерного луча, выбившего фонтан тлеющих искр и вихрящегося смерчем пепла из-под самых ступоходов его "Фалангера".

Машинально уклонившись, Тавгалов понял, - не он на самом деле держит в равновесии многотонный сервомеханизм; работа сотен кибернетических подсистем, оказывается, не воспринималась рассудком, но исполнительные узлы мгновенно и чутко реагировали не только на осознанную мысль, но и на рефлекторные, подсознательные порывы, - если не сосредотачиваться, не вмешиваться в отлаженные автоматические процедуры, то управление становилось не сложнее, чем передача импульсов от мышц человека к сервомоторам боевого скафандра.

Одного не осознавал капитан, выводя машину навстречу четко прорисованным целям: за минуту с небольшим он успел погрузиться в ощущения полного слияния с кибернетической сервосистемой настолько глубоко, что возврата для него уже не было. Он впитал нечеловеческую мощь и бросил ее навстречу противнику, мысли, эмоции, сопереживание оказались столь глубоки и остры, что без них мир навсегда останется блеклым, разум неподготовленного пилота стал заложником сверхглубоких ощущений нейросенсорного контакта, но что еще хуже: Андрей даже не подумал обуздать скопившуюся в душе ненависть. Если разбираться беспристрастно, то он скорее ненавидел войну, чем врага, однако в роковые мгновенья разум не сумел провести разграничительной черты, и модуль "Одиночки" впитал глобальные ощущения пагубной ярости, ненависти ко всему, что творилось вокруг…

Подхватив порыв пилота "Беатрис" выплеснула навстречу противнику шквал огня. "Фалангер" Тавгалова не принимавший активного участия в боях, сохранил боекомплект и сейчас походил на разъяренного монстра, внезапно обретшего свободу, сбросившего оковы каких бы то ни было запретов, получившего возможность уничтожать все на своем пути…

* * *

Верхолин видел, как пошатнулась машина Саймона в момент ракетных попаданий.

Он попытался выйти на связь с Грином, но тщетно. "Фалангер" друга продолжал движение, но в действиях серв-машины вдруг обозначилась непонятная медлительность, словно кибернетические системы получили жесточайший удар и не сумели преодолеть его последствий.