И Танюха, эта стерва, которая его бросила, небось, живёт там где-то припеваючи! Если есть на свете справедливость, то и этот вшивый лейтенантик должен был бы её бросить. Может, так оно и случилось…

Сидя за длинным свадебным столом, Имран весело переговаривался с друзьями, кидая время от времени небрежный взгляд на стайку сидевших неподалёку соседских девчонок, выглядевших сейчас взрослыми и почти незнакомыми.

Он не сразу признал в одной из них дочку жившего через улицу Саидбека Фариду, чьи пушистые, завитые в локоны волосы блестели и переливались на солнце золотисто-рыжим оттенком, отражавшимся в её таких же золотисто-карих глазах.

Взгляд Имрана то и дело останавливался на Фариде, будучи не в силах оторваться от её лица, имевшего сейчас задумчивое и торжественное выражение.

Перемена, произошедшая в девушке, удивила, если не сказать, поразила Имрана, привыкшего относиться к ней снисходительно и безразлично.

Видит Бог, сейчас, однако, ему почему-то не безразлично то, что его друг Абакар, взяв со стола цветок и подойдя к девушке, протянул его ей в знак приглашения на танец. И Фарида, помедлив, нерешительно встала и вышла на площадку, пройдясь с ним в танце несколько кругов, а затем, коротко кивнув Абакару, вернулась на своё место.

И Абакару явно понравилось танцевать с ней! И наблюдение это отчего-то неприятно задело Имрана, заставив его даже слегка нервничать.

Имрану исполнилось восемнадцать лет, когда его отец вернулся из ссылки домой. Отцовское возвращение, как событие долгожданное и счастливое, обрадовало его, но и явилось весьма ощутимым заслоном на дороге юношеской свободы. Ему ничего не стоило обвести вокруг пальца свою мать, когда, собираясь на очередную вечеринку или свидание, он невинно глядел на неё своими голубовато-зелёными глазами и сообщал, что неожиданно возникла вечерняя работа, которую необходимо срочно выполнить.

Отца, чей проницательный и суровый взгляд выбивал его из колеи, заставляя виновато потупить взор, он не мог обманывать и тогда принимался подыскивать неубедительные доводы в пользу своих частых отлучек.

Ансар понимал, что у сына своя жизнь, в которой гигантским пробелом зияет его, Ансара, десятилетнее отсутствие, пусть даже и принужденное. Он любил сына и, стараясь хоть как-то компенсировать это своё долгое отсутствие, освобождал от домашних обязанностей, не позволяя домочадцам обременять Имрана малейшими бытовыми поручениями.

– Оставьте его, он мужчина, и не к лицу ему идти по городу с буханками хлеба и сумками с картошкой и луком!

И Ансар сам отправлялся на рынок, или копал огородные грядки, или белил в саду деревья – работа в доме всегда находилась.

Но ему бывало нестерпимо обидно от того, что сын не проявляет особого интереса ни к его жизни в ссылке, ни к его теперешнему положению.

Имрана увлекали совсем другие вещи, и на укоры родителей он, приподняв недоуменно брови, отвечал: «А разве я не работаю? И разве нет от меня никакой пользы для семьи?» И тогда Ансар замыкался в мрачном недовольстве или отправлялся к соседу, чтобы отвлечься с ним сражением в нарды.

В душе он понимал, что сын не может и не обязан жить в полном соответствии с отцовскими желаниями и инструкциями, он имеет право на определённые свободы, ведь возраст у него такой, когда жизнь повёрнута лишь своей солнечной стороной и всё в ней представлено в самом радужном цвете. «Но я-то почитал своего отца!» – говорил себе Ансар, совсем забыв, что когда-то разорвал помолвку с отцовской племянницей.

Он пытался поговорить с Имраном о его планах на будущее и был сильно обескуражен последовавшим беспечным ответом:

– Да нет у меня пока никаких планов!

– Но ты же должен думать о том, как будешь жить! Когда-то у тебя ведь появится семья, родятся дети…

– Ну, папа, до этого ещё далеко, я об этом пока не думал…

– А надо бы, сынок, всю жизнь ведь не будешь фотографом! Тебе нужна солидная профессия!

– Какая, например?

– Ну, такая, которая принесёт тебе уважение людей и сможет всегда прокормить и тебя, и твою семью… Хотя бы профессия ювелира!

– Что ты, папа, мне это не интересно!

– А что тебе интересно?

– Что-нибудь такое… творческое… Я люблю музыку, песни!

– Об этом забудь. В нашем роду артистов не было и не будет никогда! Пой себе на здоровье дома, но больше нигде!

Сказал, как отрезал. Разговор не получился, и отец с сыном разошлись по разным комнатам, преисполненные досады и недовольства друг другом.

* * *

Когда отгремели звуки свадебной музыки и довольные гости разошлись по своим домам, когда были убраны столы и вычищены котлы, Айша ощутила, как опустел дом без Малики. Раскладывая по местам посуду, она всё думала о дочери, тоскуя по ней и одновременно радуясь за неё.

В доме ещё гостили родственники, которых свадьба Малики собрала под крышей ансаровского дома. Они прибыли из Кумуха и Махачкалы, Пятигорска и Баку, Каспийска и Тбилиси, и повсюду царило оживление, весёлый гвалт детских голосов, мужские перекуры, женские пересуды.

В разное время судьба разбросала их по разным странам, одних она закинула в Азербайджан, других – в Грузию, третьих – в Ставрополье, и вот теперь все они, обрадовавшись хорошему поводу для встречи, собрались все вместе после длительной разлуки, и не было конца взаимной радости и взаимному узнаванию.

Одна из сестёр Ансара, Тамари, жившая в Баку, приехала вместе с мужем и двумя детьми-подростками, сыном Гусейном и дочерью Айшат, с которыми она общалась главным образом по-азербайджански, лишь изредка вставляя в речь лакские слова. Все эти дни Айшат без устали нахваливала Азербайджан, говоря, что лучшего места на всём Кавказе нет, с чем категорически не соглашался троюродный племянник Ансара, с малых лет проживавший в Тбилиси и поменявший своё дагестанское имя Абдулпатах на грузинское Вахтанг. Новоявленный Вахтанг говорил с ярко выраженным грузинским акцентом, то и дело вставляя в свою речь междометие «Вай ме!», отражавшее по-грузински весь спектр эмоций от удивления и до восторга.

Приехали на свадьбу и те из махачкалинских родственников, которые в давнем семейном конфликте приняли сторону Ансара, подставив себя тем самым под шквальный огонь критики от Забидат.

Не было лишь родственников Айши, высланных в лихие годы из Дагестана.

Погостив немного, родня разъехалась, и остался лишь двоюродный брат Ансара Шапи, живший в Кумухе и приехавший на свадьбу вместе с женой Аминат.

– Решили задержаться ещё на денёк, кое-чего прикупить у вас тут в городе! – сообщила деловито Аминат, по привычке ощупывая быстрым взглядом своих маленьких прищуренных глазок обстановку вокруг.

– Очень хорошо! – Айша, приветливо улыбнувшись, подлила ей чаю и принялась замешивать тесто для чуду. Увлекшись занятием, она не сразу поняла, о чём Аминат вполголоса втолковывает за столом её мужу.