В городе я узнал, что пираты предложили жителям сельской местности награду в десять тысяч долларов за мою голову, и большинство этих людей с радостью взяли бы эти деньги, если бы их не останавливал тот факт, что король и весь его двор были на моей стороне. Тем временем по моему приказу были распространены слухи, что я скончался от ран; многих это привело в ярость. Десять дней спустя, оправившись от ран и надеясь, что гнев пиратов уже поутих, я начал обдумывать положение, в котором мы оказались. Мы находились в далеком краю, откуда не было никакой возможности добраться домой; все мы были практически голыми, поскольку не успели захватить с собой ни сменной рубашки, ни обуви. На нас было только то, в чем мы бежали с корабля. Мне удалось получить разрешение подняться на борт пиратского судна, не подвергая себя опасности, поскольку многие главари пиратов хорошо знали меня, а некоторые даже плавали со мной. Я посчитал это хорошим знаком, поскольку, невзирая на обещания, многие с удовольствием изрубили бы меня на куски. Так бы оно и произошло, если бы не вмешательство капитана Эдварда Ингленда и некоторых других пиратов, которых я знал. Они хотели сжечь один из своих кораблей, который мы повредили так сильно, что плавать на нем было уже невозможно, и снарядить вместо него «Кассандру», однако в конце концов я сумел убедить их отдать мне этот корабль, построенный голландцами и носивший название «Прихоть», водоизмещением триста тонн. Я получил также сто двадцать девять тюков тканей, принадлежавших компании, хотя вернуть мне мое собственное платье пираты отказались.

Они покинули гавань 3 сентября, а я с поврежденными мачтами и старыми парусами попытался выйти в море 8-го. Со мной было сорок три человека моей команды, включая двух пассажиров и двенадцать солдат. На борту у меня было всего пять бочек воды. Через сорок восемь дней, 26 октября, я прибыл сюда с изголодавшейся и оборванной командой. Каждый получал лишь пинту воды в день; мы уже отчаялись достичь берега из-за штиля, настигшего нас между Аравией и Малабаром.

Мы потеряли тринадцать человек убитыми и двадцать четыре ранеными; нам сообщили, что мы уничтожили девяносто или сотню пиратов. Когда они ушли от нас, среди них было около трех сотен белых и восемьдесят негров на обоих судах. Я убежден, что, если бы наш товарищ «Гринвич» выполнил свой долг, мы бы уничтожили оба корабля и получили бы двести тысяч фунтов для наших владельцев и для самих себя. Потерей «Кассандры» мы тоже обязаны бегству «Гринвича». Я передал все тюки, отданные мне пиратами, на склады компании; за это губернатор и совет назначили мне награду. Наш губернатор мистер Бун, который был ко мне исключительно добр и предупредителен, велел отвезти меня домой на пакетботе, но тут прибыл капитан Харви, которому это было обещано еще до меня, и я уступил ему свое место. Губернатор сказал, что отправит меня в путешествие по стране, чтобы я смог восполнить свои убытки, и уговорил меня остаться и сопроводить его в Англию на следующий год».

Капитан Макра, несомненно, подвергался огромной опасности, поднявшись со своими людьми на борт пиратского корабля. Разумеется, только чрезвычайные обстоятельства, в которые он попал, могли оправдать столь опасное решение. Однако честь и влияние Ингленда защитили капитана Макру и его людей от ярости пиратов, которые, несомненно, горели желанием отомстить им за гибель товарищей.

Приятно обнаружить примеры великодушия и порядочности в рядах этих отщепенцев, которые отвергают все законы чести и презирают человеческие и божеские законы. Капитан Ингленд был так предан капитану Макре, что сообщил ему, что, несмотря ни на что, спасет его самого и его людей от гнева своей команды, которую привело в ярость оказанное им сопротивление. Он также предупредил Макру, что его влияние и власть над пиратами ослабевают; верх берет капитан Тейлор, поскольку он занимает более жестокую и варварскую позицию. Ингленд и Макра обсудили, что надо сделать, чтобы сохранить милость Тейлора и удержать его от мести. Макра приготовил побольше пунша и пустился на всяческие хитрости, надеясь умиротворить этого свирепого негодяя.

Несчастному Макре помог один случай. Один пират, обладавший внушительными усами, деревянной ногой и несколькими пистолетами, изрыгая ругань и проклятия, поднялся на шканцы и спросил: «Где тут капитан Макра?» Макра, естественно, подумал, что этот дикарь явился его убить, но, приблизившись, одноногий взял его за руку и заявил, что он «честный человек, который когда-то плавал с ним, и будет его оберегать; и пусть только кто-нибудь попробует прикоснуться к капитану». Это положило конец вражде; капитан Тейлор так размяк от пунша, что согласился отдать Макре старый пиратский корабль и множество тюков с хлопком, а потом отключился. Ингленд стал настаивать, чтобы Макра поскорее уходил, пока Тейлор не проспался, ибо, протрезвев, он откажется от своего слова и разрешит команде разрубить его самого и его моряков на куски.

Однако миролюбие капитана Ингленда и его великодушное отношение к Макре чуть было не погубило его самого. Пираты, недовольные тем, что Макра избежал наказания, что противоречило их обычной практике, стали говорить, что Ингленд хочет передать их в руки компании. Результатом этого стало отстранение Ингленда от командования судном; на острове Маврикий жестокие негодяи высадили его самого и трех его товарищей на берег. И если бы Ингленда и его спутников снабдили всем необходимым, они жили бы здесь в свое удовольствие, поскольку остров изобиловал оленями, свиньями и другими животными. Однако капитан Ингленд и три его товарища, не желая здесь оставаться, пустили в ход всю свою изобретательность и смастерили небольшую лодку, на которой добрались до Мадагаскара, где более удачливые пираты поделились с ними едой и одеждой.

Капитан Макра и пират с деревянной ногой

Капитан Тейлор оставил у себя некоторых офицеров и матросов Макры и, починив их судно, отправился в Индию. За два дня до того, как пристать к земле, они заметили в море два корабля, шедшие с востока. Предположив, что это английские корабли, капитан Тейлор потребовал, чтобы один из офицеров с судна Макры сообщил ему тайные сигналы, с помощью которых корабли компании переговаривались между собой, пообещав, что если он этого не сделает, то будет изрублен за мелкие кусочки. Бедняга не мог сообщить им требуемые сведения, поскольку не знал ни каких сигналов, и поплатился за это жизнью. Встретившись с судами, пираты узнали, что это мавританские корабли, перевозившие лошадей. Разбойники привезли капитанов и купцов к себе и принялись зверски пытать их, надеясь выведать, где они прячут свои деньги. Но узнать им ничего не удалось, а на следующее утро они увидели землю, у которой стоял флот, готовящийся к выходу в море. Пираты стали решать, как избавиться от захваченных судов. Отпустить их означало выдать и погубить себя, а топить людей и лошадей – жалко, хотя многие высказались именно за это. Наконец, пираты поставили захваченные суда на якорь, выбросили в море все их паруса и срубили одну из мачт.

Пока пираты стояли на якоре и пополняли запасы воды, к ним подошел один из кораблей замеченного ими флота. На его мачте развевался английский флаг; пираты вывесили красный, однако приветствиями суда не обменялись. Ночью пираты бросили арабские корабли и пошли вслед за флотом. Около четырех часов утра они оказались в самом его центре, но, увидев, что англичане значительно превосходят их в боевой мощи, не знали, что предпринять. На «Победе» открылась течь, а матросов на ней было очень мало, поэтому им оставалось только одно – попытаться обмануть англичан. Однако сделать это им не удалось; пришлось удовлетвориться сожжением одной галеры. Тем не менее в тот же день они захватили галиот, нагруженный хлопком, и расспросили его команду о флоте. Моряки галиота заявили, что не встретили ни единого корабля после своего выхода из Гого и искренне умоляли пожалеть их, но морские разбойники подвергли их пыткам, думая, что они просто не хотят рассказывать им о грузе на кораблях компании. На следующий день подул свежий восточный ветер и наполнил паруса галиота; пираты посадили его команду в лодку, имевшую совсем маленький парус, и, оставив ей всего лишь четыре галлона воды и никакой провизии, отпустили на волю, несмотря на то что берега не было видно.