В 1941-м бои шли в Африке, приближаясь к святым местам и нефтяным полям Аравии и Палестины. Танковые бригады Роммеля, которого даже Черчилль называл «великим генералом», выигрывали у англичан битву за битвой. Рузвельту нужна была ясная картина того, что происходит в Северной Африке и на Ближнем Востоке, и в чем именно состоят там американские интересы. В духе своей политики личной дипломатии, он поручил эту часть воюющего мира Буллиту. Президент продолжал доверять ему в целом, но не в тех решающих частностях, которые касались отношений с Англией и Советским Союзом. «Президент хочет такого отчета, который позволит ему почувствовать, будто он сам там был», записывал Буллит после ланча в Белом доме. 22 ноября Буллита назначили личным представителем президента США на Ближнем Востоке в ранге посла. Телеграммой Черчиллю Рузвельт сообщал о назначении «моего старого друга Билла Буллита» и просил оказывать ему содействие.

По дороге в Египет Буллит узнал о японской атаке на Перл-Харбор. Британский губернатор Тринидада сообщил ему эту новость, не скрывая радости: теперь мы союзники, говорил он. За месяц обследовав ситуацию в Ираке, Иране, Сирии, Ливане, Палестине и Египте, Буллит рекомендовал направить подкрепления в Египет, где уже стояли американские войска. Он опасался в это время того, что Гитлер направит несколько дивизий с русского фронта в Турцию, а оттуда будет рваться к ближневосточной нефти. Генерал Маршалл подтвердил опасения Буллита, и Рузвельт тоже казался доволен его донесениями. Но следующую должность, на которую рассчитывал Буллит, он не получил. Он объяснял свое растущее в это время отчуждение от Рузвельта местью Самнера Уэллеса, который и в отставке продолжал общаться с Рузвельтом. Но его брат знал, что главная причина их расхождения содержательная: «Буллит и Рузвельт находились на противоположных полюсах в отношении к Сталину» [181].

В июне 1941-го секретарь Рузвельта Маргарет Ле Хэнд перенесла инсульт, и Рузвельт был вынужден отказаться от ее услуг, к которым привык за двадцать лет ее службы на работе и дома. Ее роман с Буллитом к этому времени скорее всего перешел в дружбу, но она оставалась для него источником информации и лоббировала его интересы. Возможно, Рузвельт считал, что к преждевременной болезни его секретаршу привела ее несостоявшаяся помолвка с Буллитом; в таком случае, это стало еще одним поводом сердиться на него. Маргарет была частично парализована и жила с сиделкой в Соммервиле, Массачусетс. Буллит много раз предлагал ей переехать к нему в Ашфилд, но она отвечала отказом; письма писала под ее диктовку сиделка. Она умерла три года спустя.

Политические принципы Буллита все дальше расходились с более прагматическими взглядами Рузвельта. После вторжения нацистских войск в СССР президент совершил резкий поворот в своей политике, забыв о советско-нацистском пакте и делая ставку на союз с СССР. Теперь уже Буллит не поспевал за интуитивным Рузвельтом. Первого июля 1941 года, вскоре после вторжения немцев в СССР, Буллит писал президенту, что хоть объявленная им политика поддержки всех, кто воюет с Гитлером, несомненно правильная, надо понимать и то, что СССР долго сопротивляться не сможет. Он не мог себе представить, что Советский Союз будет сражаться лучше любимой им Франции. Скоро, писал Буллит, немцы завладеют ресурсами СССР, и тогда преимущества Америке в нефти, стали и прочих естественных ресурсах сойдут на нет. Нам надо, писал Буллит, развивать нашу военную промышленность быстрее, чем немцы будут развивать военную промышленность на советской территории.

Мечтая принять посильное участие в войне, Буллит в июне 1942-го занял скромную, но интересную ему должность специального ассистента министра военного флота. Сразу после этого он улетел в Европу, чтобы встретиться с Черчиллем и де Голлем. С генералом Эйзенхауэром он обсуждал возможное вторжение в Африку и рекомендовал Жана Монне на пост главы гражданской администрации оккупированных районов. Он подсчитывал число германских субмарин и строил планы освобождения Эдуарда Эррио, бывшего премьер-министра Франции, который сейчас сидел в тюрьме режима Виши. Он писал черновики пропагандистских деклараций, чтобы войска распространяли их после высадки в Африке. Но Рузвельт держал его в стороне от самых важных дел, и Буллит не принимал участия в англо-американских встречах в Касабланке и Каире.

В ноябре 1942-го Рузвельт, однако, попросил его совета по установлению гражданских администраций на территориях, оккупированных американцами. Буллит воспользовался этим шансом, чтобы, далеко выйдя за пределы предложенной темы, рассказать президенту о том, как бы он вел войну и строил послевоенный мир. Самым важным в этой серии писем стало длинное послание от 29 января, посвященное устройству Восточной Европы и защите ее от советской угрозы. Предвещая холодную войну аргументами и риторикой, это письмо суммировало советский опыт Буллита, применяя его к новым реальностям мировой войны. Мы все восхищаемся смелостью советских солдат, но Сталин не изменился, объяснял Буллит. Советский Союз продолжает оставаться тоталитарной диктатурой, в которой нет свободы слова и прессы, имитируется свобода религии и господствует всеобщий страх перед секретными службами. Мы находимся в союзе с Советами, писал Буллит, но мы стремимся к демократии в Европе. Если СССР по окончании войны проявит захватнические намерения в Европе, мы будем противостоять им так же, как мы противостоим нацистскому государству. После поражения Германии, предсказывал Буллит, Сталин будет стараться либо аннексировать соседние государства, либо устраивать революции по всей Европе, начиная с самой Германии и кончая Финляндией, Польшей и Балканами. Буллит представил вполне реалистический список из 15 государств, которые подпадут под советское влияние, но особенно он был озабочен судьбой Польши [182]. Пока что, однако, СССР зависел от американской помощи, как когда-то Англия и Франция зависели от помощи вильсоновской Америки. Поэтому надо, не теряя времени, сделать все, чтобы защитить Европу от послевоенной советской агрессии. Буллит предлагал, в частности, рассмотреть с военными экспертами альтернативную зону высадки американских войск в Греции и Турции. Пройдя с боями через Балканы и Румынию, они бы очистили от немцев Венгрию, Австрию, Польшу и вышли к Балтике, установив американский контроль над Центральной и Восточной Европой.

Буллит развертывал в огромном послании Рузвельту свою давнюю и любимую идею, что после поражения Германии, Италии и Японии встанет вопрос о послевоенном устройстве Европы. Надо добиться того, чтобы она стала единым, сильным, интегрированным государством, которое будет принимать участие в судьбах мира наравне с США, Великобританией, СССР и Китаем. Только единая Европа может остановить расползание коммунизма, который после победы над Гитлером станет только сильнее и опаснее, объяснял Буллит. Он еще раз предлагал Рузвельту свой проект объединения Европы, о котором говорил задолго до войны: «Единая демократическая Европа, мирная, но вооруженная, является жизненно важным элементом мира во всем мире». Ссылаясь на неудачный опыт Лиги Наций, он предлагал Рузвельту заняться проектом единой Европы, не откладывая этот проект до конца войны. СССР будет делать все, чтобы помешать проекту единой Европы, а отношение Англии к нему неясно. Именно сейчас, пока союзники во всем зависели от Америки, от них надо было получить договорные обязательства в отношении строительства единой Европы. В общем, Буллит хотел обусловить продолжение американской помощи Сталину и Черчиллю их согласием на строительство единой Европы, которая включит и победителей, и побежденных. В его проекте будущего мира «Европа должна быть организована как демократическое единство, которое займет свое место наряду с Соединенными Штатами, Великобританией, Советским Союзом и Китаем как один из великих гарантов мира» [183].