Американская жевательная резинка была отличного качества. Не отлепить.

Офицер гестапо Голарх проявлял особый интерес к женатым мужчинам. Он возбуждался при мысли, что мужской сексуальный аппарат используется с целью воспроизведения потомства. У него были свои соображения по поводу этого аппарата, и они шли вразрез с планами жен. Многие женатые мужчины покидали Голарха с мошонками, разодранными металлическим гребнем, изрезанными бритвой, расплющенными деревянным молоточком. Молоточек этот, сохранившийся с довоенного времени, когда Голарх был аукционистом, лежал у офицера на столе. Излишне говорить, что после свидания с Голархом женатые мужчины были уже не способны к воспроизведению потомства.

Итак, в голубой комнате стоял огромный стол, снизу к нему была прилеплена американской жвачкой целая россыпь золотых колец. Многие висели гроздьями, как вызов земному тяготению.

В ноябре повалил снег. В голубой комнате резко похолодало. Жвачка утратила свою липкость, и последнее обручальное кольцо упало на пол. В эту минуту Голарх с любопытством разглядывал свою очередную жертву – сидевшего напротив него голого тощего девятнадцатилетнего парня, фермерского сына по имени Муса Леопольд, недавно сыгравшего свадьбу. Парень весь дрожал – не то от холода, не то в ожидании жестокой расправы. Упавшее со звоном колечко описало большой круг и подкатилось к окну. Хозяин и его жертва проводили кольцо глазами. Тайник был обнаружен. Голарх понял, что его обманывали бессчетное число раз. Точнее, столько раз, сколько колец было прилеплено к подбрюшью огромного стола. Его душа жаждала мести. Он начал в ярости выкрикивать имена всех тех, кто обвел его вокруг пальца. Тощий парень, недолго думая, схватил деревянный молоток и ударил им офицера по голове. Жажда мести осталась неудовлетворенной. Мусу приговорили к смерти через повешение. Пять дней он провел в камере голый. За это время он прошел через все возможные унижения, включая сексуальные. Пять тысяч местных жителей, бросив вызов власти, похоронили Мусу Леопольда как героя. На его могилу близ шоссе по сей день приходят с цветами бесплодные женщины в надежде забеременеть.

Прилепленные к столу кольца отскоблили и бросили в бойлерный котел, чтобы очистить от американской липкой дряни. Потом эти кольца свалили в мешок и отправили в Баден-Баден в качестве своего рода вклада в фантастический проект лейтенанта Харпша по спасению его малолетней дочери в горах Швейцарии.

«Я люблю сортировать вещи. Грудами и кучками. Кучками и грудами. Первая кучка: пальто, шляпы, перчатки. Вторая: костюмы и платья. Третья: брючки и юбки. Четвертая: нижнее белье, аккуратно сложенное. Пятая: туфли и ботинки, большие и маленькие. Шестая: деньги во всех видах. Седьмая: золотые кольца. Восьмая: прочие ценности. Девятая: страхи и рвота. Десятая: сперма. Грязные свиньи, пролейте свое семя на землю, и я втопчу в нее ваше несостоявшееся потомство на веки вечные!»

Странный человек. В нем были намешаны пугающие видения Апокалипсиса и сексуальные перверсии, любовь к астрономии и вполне прогнозируемая ненависть к евреям, и все это – помноженное на страсть к порядку.

Запуганные узники послушно выполняли его приказы, теряли одежду и остатки человеческого достоинства. Он рылся в их тряпье в поисках золота, а после обливал бензином и поджигал. Он измывался над женщинами, расстреливал мужчин, сбрасывал кричащих детей в выгребную яму с дымящейся гашеной известью. Он ел на фарфоре. Он выкуривал после завтрака сигару. И умер он в 1963-м, в возрасте семидесяти одного года, в Сантьяго, в собственной постели.

Собранные им золотые изделия были переплавлены в слиток и из Баден-Бадена попали в Больцано. Там готовят такие спагетти, что их остается только выбрасывать на улицу, где, видимо, и лежат эти макаронные изделия. Грудами и кучками. Говорят, их сортируют в зависимости от назначения. Одна для бомжей, вторая для бездомных собак, третья для уличных котов, четвертая для удобрений… Этот список вы можете продолжить. Но как быть с несъедобными спагетти?

Франциск-Пьер Пилатер изготовлял пугала. Он наряжал их королями и королевами Франции и ставил в поле, где они часами вели беседы, а заодно отпугивали грачей и ворон.

Четыре семечка бросили.

Одно – грачу, второе – мне,

Третье сгниет к осени,

Четвертое взойдет по весне.

Его дед пел эту печальную песенку своим низким надтреснутым голосом, стоя перед кухонным зеркалом и нафабривая торчащие вверх кончики бравых армейских усов сладко пахнущей австрийской желтой помадкой, которую он выдавливал из жестяного тюбика.

Франциск-Пьер безукоризненно одел Людовика XIV и подарил ему усы. Марию-Антуанетту он одел кое-как и тоже наградил усами. Людовику XVI он подарил часы на цепочке. Ну а лучшим его созданием стал Луи-Филипп. Он идеально воссоздал грушевидное тело этого псевдокороля, а голову сделал из репы. Всем королям на причинном месте он приделал морковку, а королевам – брюкву на месте груди. Исключение он сделал для безгрудой Марии-Антуанетты. А поскольку он ненавидел монархию и монархов вместе с кронпринцами и принцессами, то открыл по ним огонь из своей винтовки образца 1914 года, от которой было много шума.

Глупый старик.

Не такой уж и глупый. Эти пугала были его главным достоянием. Их карманы он набивал ценными предметами, украденными у евреев из богатых пригородов Кольмара. Так что вполне возможно, что вся эта громкая пальба по пугалам должна была отпугнуть не столько птиц, сколько потенциальных воров.

Франциск-Пьер не был фермером, и поле, на котором он ставил свои пугала, не было его полем. Они с женой зарабатывали на жизнь тем, что продавали дрова и лестницы, швабры и ведра для угля. В детстве Франциск-Пьер получал от местных фермеров по нескольку сантимов за каждую сбитую из рогатки ворону или грача, которых он вешал на веревочке на воротах заказчика. С тех пор его нелюбовь к этим птицам претерпела интересные изменения. Однажды он сломал правую руку, упав с лестницы собственного изготовления, приставленной к яблоне. Кость после перелома срослась неправильно, и прицел сбился. Тогда он начал подкармливать грачей и ворон, вместо того чтобы уничтожать их. Потом он вступил в брак. Жена его выращивала спаржу, а он снова взялся за птиц, но теперь старался не убить, а просто припугнуть их по-дружески оглушительным ружейным залпом.

А затем нацисты убили его жену, за то что она не желала закрывать глаза на их выверты.

Франциск-Пьер съехал с катушек. Он переодел свои пугала в немецкую солдатскую форму и открыл по ним шквальный огонь. Но эти муляжи из соломы, веток и всякого сельскохозяйственного мусора его не устроили, и ночью он отправился на настоящую охоту. Своих жертв он застигал врасплох, в моменты страдания или, наоборот, радостного возбуждения, в минуты рассеянности или философского погружения в тайны мироздания. Одного солдата он задушил жгутом, когда тот занимался рукоблудием в темной аллее. Капрала зарубил топором, когда тот рыдал в ночи, вспоминая, как занимался любовью с невестой прямо на полу в кухне. Часовой, сидевший на толчке со спущенными брюками, получил смертельный удар ножом. Офицер писал стихи своей умирающей жене при свече, поставленной на перевернутое ведро, и был застрелен. А сержанта он забил до смерти в тот момент, когда тот, стоя с деревом в обнимку, выкрикивал проклятия в адрес луны. Все жертвы укладывались в его представление о неизбывной меланхолии.