– Спасибо, что приехали, Олег, – улыбнулась Женя.

– Женечка, вы и представить себе не можете, что я пережил, когда услышал, что это вы там… в парке.

Он неосознанно слишком сильно сжал ее ладонь, и Женя скривилась от боли.

– Ой, простите, Женя. Я слишком волнуюсь. Простите!

– Ничего, ничего. По сравнению с пробитой головой, это ерунда, – попыталась пошутить она.

– Простите, – он поднёс ее руку к губам и поцеловал.

Женя смутилась и попыталась отнять руку, но Олег удержал ее. Как будто собравшись с духом, он наконец решился:

– Женя, вы же знаете… ты же знаешь, как я отношусь к тебе. Все эти годы…

– Не нужно, Олег, пожалуйста, – Женя не хотела слышать его признаний, не хотела неловкости, которая обязательно возникнет между ними потом; не знала, как вести себя и что сказать, чтобы не обидеть, но и не дать пустую надежду.

– Нет, я должен наконец сказать. Ты чуть не погибла сегодня. Я думал, что ты мертва, – он пристально посмотрел ей в глаза. – Я люблю тебя и всегда любил.

Она хотела было ответить что-то, но он перебил ее.

– Не нужно ничего говорить, Женя. Я все понимаю. У тебя есть другой мужчина. Но ты должна знать, что я готов ждать столько, сколько нужно. Может быть, когда-нибудь твои чувства ко мне изменятся, и ты тоже…

– Олег, – решительно сказала Женя. – Я не хочу, чтобы вы питали какие-то надежды. Я люблю Тамерлана. Но даже если бы его не было в моей жизни… вы и я… этого никогда не будет. Я не ваша женщина, а вы не мой мужчина. Я уверена, в глубине души вы и сами это понимаете. Хотя, может быть, сейчас и несогласны со мной.

– Думаете, Женя, мы не подходим друг другу?

Она кивнула, улыбнувшись краешками губ.

– Давайте останемся друзьями, Олег. Как раньше. Это самое лучшее, что может быть между двумя одержимыми историками. Давайте сделаем вид, что этого разговора и не было вовсе. Я уверена, скоро вы встретите хорошую женщину, и мы ещё погуляем на вашей свадьбе.

– И на вашей? – улыбнулся Олег Дмитриевич.

– И на моей.

Она увидела, что его лицо будто бы расслабилось, из глаз словно ушло какое-то напряжение. Казалось, он скинул тяжкий груз с плеч и они тут же распрямились. Вся его поза и выражение лица полнились облегчением.

– Тогда отдыхайте, Женечка. И до встречи в университете.

Он ушёл. Женя закрыла глаза. Кажется, все решилось как нельзя лучше. Наверное, им надо было давным-давно поговорить откровенно. Что ж, лучше поздно, чем никогда.

Тамерлан вернулся в больницу к Жене уже в начале двенадцатого вечера. Он договорился с Галиной Ильиничной, задобрил ее, и старушка пустила его к Жене, которая мирно посапывала в своей палате. Тамерлан ещё долго сидел возле неё, гладил по волосам, а потом завалился на соседнюю пустующую койку и тут же погрузился в глубокий сон.

Как ни тяжел последний час —

Та непонятная для нас

Истома смертного страданья, —

Но для души еще страшней

Следить, как вымирают в ней

Все лучшие воспоминанья…

Федор Тютчев

Женя проснулась около восьми. В темноте сначала не поняла, кто спит на соседней койке. И только когда глаза привыкли к полумраку, узнала знакомые черты. Она поднялась с кровати. Слава богу, голова больше не ощущалась, как расколотых арбуз, только слегка саднила в области полученного удара. Она подошла к окну и выглянула наружу. Ещё не совсем рассвело, но горизонт уже окрасился в более мягкие серые тона. Мороз отпустил, небо теперь полнилось тучами, нависавшими низко над землёй. Похоже, снова будет снег. Женя присела на краешек кровати Тамерлана, осторожно погладила его заросшие двухдневной щетиной щеки. От ее прикосновения он проснулся.

– Женька, – он подвинулся на койке, освобождая ей место.

Она нырнула под одеяло, прижалась к нему, положив голову на грудь Тамерлана.

– Ты чего домой не поехал спать? Здесь же ужас как неудобно, – прошептала она. – Я и не знала, что ты здесь.

– Я вчера поздно приехал, ты спала уже. Старушка эта разрешила мне остаться. Сколько время-то?

– Рано ещё, около восьми.

– Вот черт, мне бы к половине девятого в управление надо.

– Ничего, опоздаешь чуть-чуть. Ты же начальник.

– Надо мной есть начальники и повыше.

Женя поднялась, села.

– Может, домой меня заодно подвезёшь?

– Тебя же ещё не выписали.

– Ну и что, не хочу здесь торчать. Врач сказал, что у меня ничего серьезного.

– Нет уж, будешь сидеть, а точнее, лежать тут, пока доктор добро не даст на выписку.

Женя тяжело вздохнула.

– Не упрямься, Женька. И мне так спокойнее будет.

– А ты переживал?

– А ты как думаешь?

Тамерлан сел с ней рядом, обнял, погладив по спутанным волосам.

– Мне, между прочим, Олег Дмитриевич вчера в любви признался, – кокетливо улыбнулась Женя, стрельнув в Тамерлана глазами.

– Да ну! Решился-таки. Ну а ты что?

– А я что? Я монголов люблю. Или татар. Ты у меня кто? Монгол или татарин?

Тамерлан засмеялся, поцеловав Женю в губы.

– Я у тебя татаро-монгол. Устраивает?

– Вполне. А ещё Олег Дмитриевич говорил, что он чуть с ума не сошёл, когда думал, что это меня убили. А ты, Тамерлан Ниязович, сошёл с ума?

Тамерлан посмотрел на неё серьезно, без тени улыбки.

– А я, Женя, умер.

Она опустила глаза, крепко сжала его руку.

– А когда Наташка сообщила вам, что я жива, что ты почувствовал?

– А я ещё до Наташкиного звонка знал, что это не тебя в парке убили.

– Как ты узнал? Говорят же, там девушка совсем без лица, изуродована до неузнаваемости.

– А я, Женя, любимую женщину не только по лицу могу узнать.

Они посидели ещё какое-то время, обнявшись, пока за окном окончательно не рассвело. Тамерлан засобирался.

– Поеду я в управление, а ты не думай из больницы сбежать. Скоро Наталья за тобой присмотреть приедет.

– Ну что ты, Тамерлан Ниязович, со мной обращаешься как с маленькой, я же всё-таки…

– Знаю-знаю: историк, доктор, доцент. Только здравого смысла в тебе, Женька, кот наплакал.

– Товарищ следователь… – начала было она возмущаться.

– Женя, дождись доктора, если он отпустит тебя домой, тогда с Натальей и поедешь, поняла?