Дракон.

Я вдруг заметила, что картину пытались закрасить. Синей краской, зеленой краской, несколько раз. Картину с драконом закрашивали, а потом опять отмывали, а потом закрашивали, и так много раз.

Странно. Жили здесь долго и считали это место своим домом, явно.

Я задела подвеску на лампе, и вдруг, совершенно вдруг лампа ожила, внутри ее щелкнуло, и началась музыка. Запина–тая, хрипловатая и непонятная, кажется, марш. Почему то эта заикающаяся лампа произвела на меня скверное впечатление, мне захотелось ее заглушить, но я не знала как, поэтому я поступила просто — взяла и накрыла ее одеялом. Но и под одеялом она продолжала шевелиться и трещать. Можно было, конечно, сломать, но я постеснялась ломать чужие вещи.

Продолжила осмотр. Заглянула в шкаф и здесь тоже обнаружила интересное. Одежду. Нормальную человеческую одежду, а не эти уродливые комбинезоны с синими рубашками, от которых меня давно тошнит. Здесь были джинсы. И куртка. Свитера. Несколько штук, мне больше всего понравился красный. Я примерила.

Точно мой. Словно это я носила его всю жизнь, даже рукава были закатаны так, как нравится мне — широко. Ворот высокий, до подбородка, в таком свитере можно жить. Я бы жила в таком круглосуточно, и спала бы тоже в нем, отличный просто свитер. Жаль, что взять его с собой нельзя. Чужое. Сколько ни стирай, все равно будешь знать, что не твое.

Я вздохнула.

На стене висело зеркало, я посмотрела, не удержалась, зеркала вообще такие штуки, мимо которых трудно пройти, не заглянув.

Я выглядела примечательно. Даже очень, не думала, что могу так выглядеть. Дико. Яростно, что ли. Даже без «тесл».

Волосы слипшимися клочками торчали в разные стороны в бешеном беспорядке, а в некоторых местах их, кажется, вообще не осталось, проглядывала синюшная кожа черепа с красными потеками. Лицо расцарапано, причем многие царапины глубоки, после них наверняка останутся шрамы — еще бы, мордой о бетонную стену как следует повозили, такое даром не проходит. Заражения бы не случилось. Как вернусь, возьму у Дрюпина тормознухи, протру. Кто его знает, чем эти поганые змеи могут болеть?

Глаза — отдельная песня. Зрачки расширены, как разбежались от ужаса, так в нормальное состояние и не вернулись, отчего лицо приобрело мрачное вампирское выражение, гляну на Дрюпина, он и перепугается. Да он и так, наверное, перепугается.

Под глазами полопались сосуды и образовались такие тяжелые отвисшие мешочки, выглядит это по–упырски, я достала маленький ножик–мизинчик, хотела мешочки вскрыть, но потом передумала — лишняя инфекция ни к чему. Ничего, похожу так.

С ушами тоже проблемы. Ушей я едва не лишилась, расплющили их здорово, а правое и надорвали. Если начнет зарастать диким мясом, может в итоге получиться уродливо. Пусть, с ушами потом станем разбираться, главное, на месте, все таки оставаться совсем без ушей неохота, привыкла я к ним. И потом, я все таки собираюсь когда нибудь обзавестись серьгами. Да, да, хочу серьги, браслет и много колец. Хочу нормальной жизни. Счастливой. Веселой.

Я улыбнулась. Наверное, лучше бы я этого не делала. Хотя…

Зубы выглядели страшно. Гораздо хуже, чем уши. Спереди сверху оказались выбиты два, еще два раскрошены, сломаны наискосок, многих вообще не осталось. Зубы стали зловещими, так я сказала себе. Угрожающими. Пожалуй, зубы я оставлю. От них все будут шарахаться, вот улыбнусь Дрюпину, посмотрю на него черными глазами и скажу: «Ах, мой милый Дрюпин, что то бифштекса хочется. С кровью».

Еще парочка зубов раскачивается, выпадут при первой же возможности. Причем зубы эти уже жевательные, если они выпадут, придется заказывать у Дрюпина мясорубку, портативную, чтобы носить в кармане. Пригласят меня к английской королеве, подадут там какой нибудь британский шницель или не знаю что, а я такую мясорубочку на стол поставлю и вперед. Королева заплачет и пожалует мне имение в заморских территориях, небольшую виллу у моря. И прослезится.

Я улыбнулась еще раз.

Снова себя я не узнала, впрочем, меня это расстроило не очень. Какая разница?

А красный свитер мне очень и очень, жаль расставаться. На самом деле, как для меня. Интересно, что там еще…

Я полезла в шкаф и потянула на себя нечто вязаное, зеленое, в черную полоску, думала, что пальто.

На пол упал альбом. В черной коже, показавшейся мне знакомой, приглядевшись, я обнаружила, что кожа змеиная. Кожа анаконды. Что за место такое чертово, вокруг одни анаконды, пакость какая, я поняла, я ненавижу змей. Они воняют.

Альбом тяжелый, пухлый, из под обложки торчат уголки фотографий. Чужие фото. И снова интерес. Любопытство — не лучшее качество. Я взяла штырь, сместилась в сторону и осторожно откинула обложку — долгое общение с техническим гением планетарного уровня приводит к тому, что начинаешь быть осторожной. Откроешь альбом, а тебе в глаза нашатырь какой распылится или иглы отравленные, всего можно ожидать.

Альбом оказался безопасным, под обложкой ничего явно смертоносного не обнаружилось, только письма. В самодельных конвертах, с самодельными марками, без адреса. Сначала я думала, что это какие то посторонние письма, и не хотела их читать, и вообще, я не привыкла читать чужие письма…

Это я зря сделала. То есть решила прочитать. Даже смотреть не стоило… Одним словом, когда я взяла первое письмо, я…

Письма коротенькие, на пару страничек каждое. Нет, зря, не надо было… Не надо было вообще сюда соваться…

Я спрятала письма в карман и взялась за альбом.

Некоторые фотографии выглядели очень необычно. Люди, изображенные на них, были лишены лиц, кто то старательно выцарапал их. На других лица были густо замазаны чернилами. На третьих…

В самом конце альбома обнаружилась одна неизуродован–ная фотография.

Хотя сам снимок неудачный, сделанный явно автоспуском камеры, установленной то ли на камнях, то ли на перилах.

Мальчик и девочка.

Они сидели на небольшом изогнутом мостке над узкой извилистой речкой. Свесив ноги. Девочка показывала пальцем куда то вверх. А мальчик как раз начал оборачиваться на камеру, и тут сработал затвор, лицо получилось размытым, похожим на серое пятно. Девочка сидела спиной, ее видно вообще не было.

Простая фотография. Ничего особенного. Но именно от этой фотографии меня пробрало каким то просто неземным ужасом, точно там, за кадром, болтался повешенник.

Стало плохо. Опять. Захотелось немедленно отсюда убраться. Я бросила альбомчик и выбежала в коридор…

Снова заморгал свет. Почти сразу же задрожали стены, где то далеко по коридору загрохотало, видимо, обрушивался потолок. Пол на секунду провалился, потом я врезалась в стену, я сгруппировалась и приземлилась на пол. В этот раз трясло долго, но не так сильно, мелкой неприятной дрожью, отовсюду, и снизу, и сверху, и с боков, доносился мощный неприятный звук — треск ломающегося железобетона. А потом вдруг стало трудно дышать, коридор точно наполнился горячей стекловатой, от которой немедленно зачесалась кожа. Я успела задержать дыхание и не пустить вату в легкие, поползла вдоль стены, стараясь выбраться из этого облака.