— Но я же могу помочь тебе?

— С чем?

— С сумками.

Я жестом велел ей следовать за мной. Мы подошли к шкафу Шейлы. На верхней полке над вешалками лежало с дюжину сумок. Я стал передавать их Келли, а она вешала сумки себе на руки. Когда Келли, пошатываясь, пошагала в гостиную, вид у нее был просто уморительный.

— Вы только посмотрите! — возгласил Артур, когда моя дочь едва не столкнулась с ним. Она опустила руки, и сумки свалились на пол по обе стороны от нее.

— Извините, — сказала Келли. — Они тяжелые.

— Ты очень сильная девочка, раз смогла принести их со второго этажа.

— У меня хорошие мускулы, — заявила Келли и приняла позу культуриста.

— Ух ты! — воскликнул он.

— Можете потрогать, — предложила она.

— Я верю, — отозвался Артур, не позволяя себе распускать руки. — У твоей мамы было много сумок.

— Это еще не все, — вдохновилась Келли. — А только ее любимые. Сумки, которые не носила, мама отдавала бедным.

Артур посмотрел на меня и улыбнулся.

— Значит, эти сумки твоя мама купила в последние два года?

Я хотел ответить, что не уверен в этом, однако Келли опередила меня:

— Да. Вот эту, — она взяла черную сумку с огромным черным кожаным цветком, на котором стоял лейбл «Валентино», — мама купила, когда ездила в город со своей подругой миссис Мортон.

Тоже мне подруга.

— Определить, что она ненастоящая, очень легко, — сказала Келли, открывая сумку, — внутри нет фирменного значка, и подкладка не очень хорошая, а если постараться, то можно отодрать значок, который пришит снаружи.

— Ты хорошо в этом разбираешься, — заметил Артур.

— У меня растет маленькая Нэнси Дрю,[8]— подал голос я.

— А эта сумка появилась у мамы после вечеринки, которую устраивала у нас дома мама Эмили, — продолжила рассказ Келли.

Артур внимательно рассмотрел сумку.

— Довольно хорошая копия Марка Джейкобса.

Келли в изумлении кивнула.

— Папа никогда бы этого не определил. — Она посмотрела на меня.

— А вот, — Твейн был в своей стихии, — отличная подделка под Валентино.

— О Боже! — воскликнула Келли. — Вы, наверное, единственный папа в мире, который это знает. Вы ведь папа?

— Да. У меня два маленьких мальчика. Правда, теперь они уже не такие маленькие.

Келли взяла еще одну сумку:

— Мама любила и вот эту.

Это была рыжевато-коричневая сумка из ткани с кожаной отделкой и тонким ремешком, который словно мозаика покрывали буквы «F».

— «Фенди», — констатировал Артур, вертя сумку в руках. — Мило.

— Хорошая копия? — спросил я.

— Нет, — ответил он. — Это не копия. А настоящая. Произведена в Италии.

— Вы уверены?

Артур кивнул.

— Ваша жена могла приобрести ее на распродаже. Но если бы она купила ее на Пятой авеню, такая сумка обошлась бы ей в две тысячи долларов.

— Бабушка купила маме эту сумку, — внесла ясность Келли. — На день рождения. Помнишь?

Я не помнил, но все тут же встало на свои места. Фиона была из тех, кто покупает лишь настоящие, фирменные вещи. Она ни за что не подарила бы дочери фальшивку, как никогда не повела бы ее обедать в дешевую закусочную.

Разглядывая сумку, Твейн нечаянно уронил ее на пол. Послышался звук какого-то содержимого. Внутри что-то было.

«Боже, — подумал я. — Только бы не наручники!» Не знаю, что бы я сделал в таком случае. Но звук был не металлический.

— Там что-то есть! — Твейн схватился за ремешок.

Я нагнулся и вырвал у него сумку.

— Что бы там ни было, это принадлежало Шейле, — отрезал я. — Сумки — ваша работа, но их содержимое вас не касается.

Я оставил Келли и Артура Твейна в гостиной, прошел на кухню, открыл застежку и распахнул сумку.

В ней оказалось четыре пластиковых флакона — каждый размером с банку из-под оливок.

На них фигурировали этикетки. Лизиноприл. Викодин. Виагра. Опепразол.

Сотни и сотни пилюлей.

Я сложил флаконы в сумку, забросил ее на верхнюю полку буфета и вернулся в гостиную. Твейн выжидательно посмотрел на меня. Но я ничего не сообщил ему о своей находке, и он проговорил:

— Спасибо, что уделили мне время.

Твейн оставил мне визитную карточку и попросил позвонить, если я вспомню что-то еще, относящееся к этому делу. И ушел.

— По-моему, он милый, — сказала Келли. — А что было в маминой сумке?

— Ничего, — ответил я.

— Там точно что-то было. Я слышала звук.

— Там ничего не было.

Келли догадалась, что я лгу, но вместе с тем и поняла — больше я ничего не скажу.

— Отлично, — обиделась она. — Тогда я снова буду сердиться на тебя. — С гордым видом Келли поднялась по лестнице и захлопнула за собой дверь.

Я достал из буфета сумку, набитую лекарствами, и спустился в подвал, в кабинет. Вытряхнув содержимое, я наблюдал, как флаконы катятся по столу.

— Чтоб тебя! — бросил я в пустоту. — Шейла, что, черт возьми, все это значит? Что это?

Я брал в руки каждый пластиковый флакон, откручивал крышку, заглядывал внутрь. Сотни маленьких желтых, белых, а также знаменитых на весь мир голубых пилюлей.

— Господи! Скажи, сколько мне их принять?

Что сказала мне Шейла в наше последнее утро?

«У меня есть идеи. Как нам помочь. Как преодолеть эту черную полосу. Я заработала немного денег».

— Только не так, — пробормотал я. — Только не так.

Теперь, увидев содержимое сумки, я задался вопросом: что же было в остальных? Проверив лежащие в гостиной, я поднялся наверх — Келли сидела у себя в комнате с закрытой дверью — и осмотрел оставшиеся в шкафу сумки. Я нашел старую губную помаду, списки покупок, какую-то мелочь. Больше никаких лекарств.

Я вернулся в подвал. Сумочка, которая была у Шейлы в вечер аварии, как я и сказал Белинде, уцелела, но имела весьма потрепанный вид. Ее немного опалил огонь, а потом она намокла после того, как прибыла пожарная бригада. Я выбросил ее — не хотел, чтобы Келли увидела, — но сохранил все находившееся в ней. Теперь у меня возникло желание посмотреть на эти вещи.

Они были сложены в коробку из-под обуви, в которой когда-то хранились ботинки «Рокпорт», давно износившиеся и выброшенные за ненадобностью, да и коробка, вероятно, доживала последние дни. Я положил ее на стол, очень осторожно, словно там лежала взрывчатка, и, немного помедлив, снял крышку.