— Ну, я даже не знаю… — зажав сигарету во рту, Вадик полез во внутренний карман пиджака. — Странно как-то получается. Может, конечно, ты и прав, но тогда это что, по-твоему?

В руках Вадика появилась небольшая открытка, на лицевой стороне которой красовалось изображение двух свадебных колец, а под ними каллиграфическим размашистым почерком — подпись: ПРИГЛАШЕНИЕ. Честно говоря, открыточка была не так, чтобы очень. На белоснежном тиснёном поле, чем-то похожем на ощупь на крупную наждачную бумагу, не наблюдалось никаких вензелей и цветочков, а только два золотых ободка и такая же тоненькая рамочка, перекрещивающаяся в уголках.

— Ну-ка, ну-ка, — заставив себя улыбнуться, Семён протянул руку. — Дай-ка я полюбуюсь на это произведение искусства.

— Только ты… это… — Вадик мотнул головой, видимо, призывая Тополя к здравому смыслу. — Сём, ты только ничего с ней не делай, а то Маринка меня убьёт.

— А чего я с ней должен сделать, порвать, что ли?

— Да кто тебя знает, чего на тебя может наехать!

— Да ну-у-у!.. — успокаивающе протянул Семён и взял открытку за уголок. — Нужна она мне больно! Ну-ка, и что тут пишут? «Сообщаем вам, что тридцать первого мая тысяча девятьсот девяносто седьмого года, в двенадцать часов тридцать минут…» — неожиданно он замолчал. — Подожди, Вадь… так это что, не розыгрыш? — Тополь медленно перевёл взгляд с белоснежного поля приглашения на друга.

— Вроде как нет, — дёрнул плечом тот и бросил окурок в рядом стоящую урну.

— Быть такого не может! — обращаясь больше к самому себе, чем к приятелю, потрясённо проговорил Тополь. — Хрусталёва — и замуж?! Что-то тут не так.

— Почему не так-то?

— Потому что не может она выйти замуж, и всё тут, — с нажимом произнёс Семён.

— Она что, хуже остальных?

Заметив, какую реакцию произвело его сообщение, Вадик на всякий случай решил забрать приглашение обратно. Взяв за самый краешек, он потянул его на себя, собираясь убрать обратно в карман пиджака, но Семён сжал пальцы, и его лицо непривычно побледнело.

— Значит, замуж?! Да?! — тёмно-синие глаза Тополя холодно сверкнули.

— Семёныч… — опасаясь перспективы разбора полётов с Маринкой, Вадик снова подёргал приглашение за угол, но пальцы Тополя держали его крепко, и бумажка даже не шевельнулась. — Слушай, не дури! Дай сюда! — нахмурившись, Вадим потянул сильнее и вздохнул свободнее только тогда, когда злополучный прямоугольник с колечками оказался у него. — Странный ты. Всего минуту назад говорил, что было бы неплохо, если бы нашёлся какой-нибудь дурачок, который бы освободил её от тебя! А теперь что на тебя наехало?

— Ты не понимаешь, тут дело принципа… — достав из пачки новую сигарету, Тополь чиркнул спичкой и против своего обыкновения глубоко затянулся. — Надо же, как забавно получается! — скривившись, он натужно усмехнулся. — Значит, Юрик всё-таки знал…

— О чём?

— Тогда, зимой, в «Прометее». Наверняка Юрка всё знал. У Ирки не хватит мозгов, чтобы задумать и провернуть такое в одиночку. Как же я сразу не понял, что они заодно! — Тополь расстроенно хлопнул себя ладонью по лбу.

— Не выдумывай ерунды, Сём. Юрий Александрович не стал бы затевать подобные дела на своей территории. Он что, враг самому себе? Это ж наркотики, не что-нибудь… И потом, подумай сам, зачем ему такие расходы: милиции на лапу дай, в прокуратуре — дай, тебе опять же тоже пришлось отстёгивать. Он что, не в себе, подставлять собственный клуб ради какой-то Ирки? Дорогие игрушки выходят.

— Так и расплачивается она за них недёшево, — холодно бросил Тополь. — Ты же читал: тридцать первого мая тысяча девятьсот девяносто седьмого года…

— Ты чего-то надумал… — погрустнел Вадим. — Зря я тебе сказал.

— Я бы все равно узнал.

— Это когда бы произошло! Говорила мне Маринка, держи язык за зубами, нет — дёрнуло меня! Надеюсь, ты никаких глупостей делать не собираешься? — он испытующе посмотрел на Семёна.

— Например?

— Ну, например, завалиться без приглашения на свадьбу, или что-нибудь ещё в том же духе? Я знаю, с тебя станется.

— А если знаешь, зачем сказал раньше времени? — Тополь прищурился.

— Да чёрт его знает! — в сердцах бросил Вадик. — Но ведь ты же не собираешься делать глупостей, правда? — он с надеждой посмотрел на приятеля. — Ну её, эту Ирку! Пусть делает чего хочет, а? Плюнь ты на неё и разотри! У нас с тобой скоро сессия, вот о чём думать надо, а не об этой вертихвостке. Пусть катится, куда хочет, хоть на Северный полюс, к пингвинам, хоть на Луну, нам-то какое дело, правда? — Но так как Тополь молчал, Вадим терпеливо продолжил: — Послушайся меня, Семёныч, Ирка — это прошедший день, так что нечего себя напрасно изводить, вокруг тебя и без неё — вон сколько девок крутится, одна другой краше. На что она тебе? В ней же ни кожи ни рожи: рыжая, рябая, со всех сторон плоская, как доска!

— Всё? — поинтересовался Тополь и холодно посмотрел на Вадима.

— Сём, честное слово, я не думал, что для тебя это так важно. Если бы я знал, что у тебя к Хрусталёвой остались какие-то чувства…

— Чувства? — брови Тополя резко взметнулись вверх. — Да брось ты, Вадька, чушь пороть. Никаких чувств к Хрусталёвой у меня остаться не могло в принципе, потому что их и не было никогда.

— Но как же… — растерялся Вадим.

— А вот так. Я на Ирку плевал с самого начала, но должен же кто-то… — он масляно улыбнулся. — Ну, ты понимаешь, о чём я. Ирка, Кирка — какая разница, лишь бы приятно было, верно?

— Верно, — опасаясь, как бы не испортить мирный настрой, в котором, судя по всему, находился Тополь, Вадим согласно кивнул. — А я уж было подумал…

— А ты поменьше думай, может, тогда и жизнь посимпатичнее станет.

— Вот и ладненько, — Вадик с облегчением вздохнул. — А то я уже забеспокоился, что тебя потянет на подвиги, Маринку — на скандалы, а я, как всегда, с краю окажусь.

— Не боись, с краю тебе оказаться не грозит! — Тополь подмигнул Вадиму и весело хохотнул. — С краю — это вообще плохо. Если во что и влезать, так уж в самую середину!

Хлопнув приятеля по плечу, Тополь бросил в урну бычок и, не вступая в дальнейшие объяснения, торопливо зашагал к дверям института, из которых доносилась пронзительная трель звонка, возвещавшего о конце перерыва между парами. А Вадим остался стоять, с тревогой вглядываясь в удаляющуюся фигуру Семёна, обещания которого прозвучали абсолютно неубедительно.

* * *

— Семён?.. Ты?.. — Леонид замер в дверях, от удивления позабыв обо всём на свете, даже о том, что приличия ради неплохо было бы пригласить дорогого гостя в дом. — Как ты нашёл меня? А впрочем…

Собственный голос показался Тополю незнакомым. В ушах гудело. С трудом сглотнув, он растерянно улыбнулся и постарался сосредоточиться, но его мысли, тесня одна другую и сплетаясь в один неподъёмный ком, были вязкими и безликими, не поддающимися никакому разумному упорядочению. Безумная какофония звуков, заглушавших всё, и даже собственную речь, болезненно отдавались в голове, заставляя Тополя выдавливать из себя жалкую, виноватую улыбку.