И у меня вдруг явилось непреодолимое, страстное желание подойти ближе к этой очаровательной темной фигурке, обвить руками ее стройную, тонкую талию и – целовать, целовать без конца эти глубокие, черные глазки, красивый смуглый лобик, полуоткрытые губы, покрытые слабым румянцем щеки… и забыть всю эту окружающую обстановку, эту войну с ее ужасами, воплями и кровью… Мысли стали путаться, в глазах потемнело… я чувствовал, что еще мгновение, и – я превращусь в зверя!

Я уже сделал шаг по направлению к красавице, протянул к ней руки… как вдруг услышал какое-то странное, непонятное восклицание и в то же время увидел устремленные на себя злые, страшные глаза старухи-турчанки, стоявшей близ Пембы. Казалось, она поняла мои мысли и намерения и, как старый цербер, решилась защищать юную красавицу от диких объятий гяура. Я остановился, пришел несколько в себя, оглянулся кругом и увидел десятки ненавистных, испуганных глаз, устремленных на меня, увидел снова евнуха, стоявшего недалеко с какою-то старухой и что-то ей бормотавшего, увидел несколько полунагих детей, вначале мною незамеченных, трех молодых негритянок и проч… И когда я снова стал отыскивать глазами Пембу, ее уже не было – она куда-то скрылась.

Я понял, что она убежала в здание гарема, и решился его немедленно же осмотреть. Крикнув евнуха, я вошел с ним в нижний этаж, где оказались две залы, несколько спален и кладовых. Затем мы поднялись наверх, где находилась баня и опять спальни. Обстановка была самая богатая, роскошная. Все располагало к неге, наслаждениям, любви… В одной из комнат я снова встретил Пембу. Она стояла, прижавшись к стене, и так же вопросительно, удивленно смотрела на меня… В этот раз я не мог уже удержаться. Евнух предупредительно куда-то скрылся, нас никто не видел. Я быстро и решительно подошел к Пембе, крепко обнял ее и долго, долго целовал эти бледные, дрожавшие губы… Она не сопротивлялась и молча, покорно отдалась своему новому временному повелителю… Чудный, блаженный миг – никогда я его не забуду!.. И теперь вспоминаю тебя с наслаждением, с любовью!.. И как скучна, как бесцветна кажется эта настоящая будничная, серенькая жизнь по сравнению с теми счастливыми, незабвенными минутами!..

Спустившись вниз, я осмотрел находившуюся на противоположном конце сада кухню, причем евнух с помощью пантомимы объяснил мне, что все женщины едят вместе и что число кушаньев за обедом бывает обыкновенно шесть-семь, а иногда доходит даже до пятнадцати. Затем я отправился домой.

На другой день, после обеда у Мартынова, мы осматривали вместе гарем его хозяина, тоже какого-то бея, командовавшего регулярною кавалерией в Адрианополе, и нашли там 32 женщины, большею частью молодых, красивых. Обстановка и здесь была богатая, роскошная…

Вообще день 11 июля мы провели в Эски-Загре очень весело… Самое радостное настроение господствовало во всем нашем отряде, которому вполне гармонировало состояние духа всего болгарского населения города. Блестящие успехи передового отряда Гурко в Долине Роз, перевалившего даже теперь, в лице нашем, Малые Балканы, положительно отуманили нам голову. Мы рвались с нетерпением все вперед и вперед, мечтали даже о завладении Адрианополем, о полнейшем истреблении турецких армий, о скором окончании всей кампании. В шовинизме, словом, у нас недостатка не было, мы шапками готовы были забросать врага! «Побед и славы!» – сделалось нашим капризным лозунгом…

Правда, носились темные и грозные слухи о том, что из Черногории двигается Сулейман-паша с отборными, испытанными войсками, что нам угрожает серьезная опасность встретиться с сильным и энергичным противником, который может остановить наше победное шествие… Но все это были лишь слухи, предположения, догадки!.. А тут южное солнце так ярко и тепло светило нам, чудная июльская природа так нежно ласкала своею прелестью, роскошные сады манили в свои тенистые объятия, прекрасное местное вино так приятно пилось, веселые русские песни дружно пелись и хорошенькие болгарки так мило и приветливо улыбались нам, своим избавителям… До грустных ли дум в такие счастливые, сладкие минуты!..

12 июля наша сотня назначена была в состав отряда, состоявшего из двух эскадронов казанских драгун и взвода (двух орудий) 16-й конной батареи под общею командой дивизионера упомянутого полка, майора Теплова.

Задача отряда состояла в том, чтобы разрушить железную дорогу у станции Каяджик (на линии Филиппополь – Адрианополь), взорвать железнодорожный мост, порвать телеграфное сообщение, уничтожить запасы… Словом, наделать возможно больше зол противнику. Исполнив все это, мы должны были вернуться обратно в Эски-Загру. Туда и обратно около сотни верст – расстояние приличное! Вообще это был настоящий кавалерийский набег – смелый, лихой! Мы дерзко вторгались чуть не в самое сердце турецкой территории, мы вздумали порвать их важную коммуникационную линию, соединявшую такие крупные административные центры, как Филиппополь и Адрианополь. Я, конечно, был очень доволен предстоящею поездкой и заранее предвкушал ее удовольствия.

Рано утром 12 июля наш небольшой отряд двинулся налегке по довольно хорошей дороге прямо на юг к деревне Кечерлы, лежащей на реке Марице. Расстояние это было пройдено очень быстро и без всяких задержек. Противник отсутствовал. Наша сотня, по обыкновению, шла в авангарде со всеми мерами охранения, с головным и боковыми разъездами. Я находился впереди, при головном разъезде. Не доходя верст шести до Кечерлы, мы свернули вправо с большой дороги и проселком направились к деревне Каяджик. Железная дорога лежала по правую сторону Марицы, и, следовательно, нужно было переправиться на противоположный берег. Подъехав к реке близ деревни, я с помощью пик отыскал брод и перебрался со своими казаками на правую сторону Марицы. Брод был довольно неудобный (полтора-два аршина глубины), течение очень быстрое, но мы переправились все-таки совершенно благополучно.

Еще ранее, из деревни, мы заметили близ железнодорожной станции партию черкесов и башибузуков, которые при нашем приближении удалились без выстрела в горы и оттуда продолжали издали наблюдать за нашими действиями. Переправившись через Марицу (причем мои казаки, на виду черкесов и башибузуков, весело распевали «Шумит Марица, окровавленная…», песню, выученную ими от солдат болгарского ополчения – наших товарищей по Забалканскому походу), я направил десять человек под командой урядника на станцию железной дороги, дав ему известную инструкцию, а сам с остальными десятью казаками поскакал ближайшим путем к полотну. Мой Дон первым, кажется, из всех русских боевых коней ступил на турецкие рельсы. Высоко подняв голову, он гордо посматривал по сторонам, точно любуясь незнакомой, красивой долиной болгарской Волги…

Не теряя ни минуты, я приступил со своими казаками к делу, т. е. к разрушению, истреблению и сожжению всего того, что находилось близ полотна дороги, что было необходимо или полезно нашему врагу. Телеграфная проволока была вмиг сорвана, столбы срублены, сторожевые будки разрушены. Откуда взялась у всех сила и энергия! Ни утомительный, длинный переход, ни страшная жара, ни голод и усталость – ничто не помешало нам с замечательною быстротой уничтожать и истреблять все. Отыскав в будке лом и ключ, я попробовал разобрать рельсы – и попытка моя увенчалась полным успехом.