«Вы закончили?» спросила она усталым голосом. «Могу ли я говорить сейчас? Вы устали от лжи и полуправды? Но вы пришли сюда за ответами, а все, что вы делаете – это выдвигаете обвинения. Это должно прекратиться, если вы хотите, чтобы я заговорила.»

Томас вздохнул. Похоже, они всегда обращались с ним как с ребенком, и он ничего не мог с этим поделать. И что самое неприятное, он все еще оставался ребенком в их глазах, хотя и не чувствовал себя таковым.

«Хорошо», сказала Тереза, пока он думал. «Говори.»

Доктор Пейдж медленно кивнула в знак согласия. «Спасибо. Итак, вот вам правда. Мы мутировали версию вируса Вспышки, который может закрепиться в иммунных… интересными способами. Способы, которые помогут нам лучше понять основной вирус. Эта измененная версия – то, что Гривер ввел Джорджу, и это также то, для чего нужна сыворотка, чтобы остановить ее действие. К сожалению, сыворотка еще не была доведена до совершенства, и вы видели… неудачный результат.»

Она замолчала, ожидая реакции Томаса. Томас был слишком потрясен ее откровенностью, чтобы собраться с мыслями. Тереза тоже молчала.

Доктор Пейдж скрестила руки на груди. «Мы продолжим работать над этим. Мы не хотели, чтобы Джордж умер, это чистая правда. Мы исправим сыворотку.» Она сделала паузу, чтобы перевести дух, прежде чем продолжить.

«Но я могу сказать вам следующее: мы получили некоторые очень важные результаты в течение нескольких часов после того, как его ужалили, результаты, которые нам нужны и будут нужны. Не только от Джорджа, но и от всех, кто видел, что произошло, и как реагировал на это.» Она встала, положила руки на стол и наклонилась к ним. «И это то, что имеет значение.»

Она подошла к двери, открыла ее и оглянулась на них. «Я полюбила вас обоих. Как моих собственных детей. Клянусь вам, что ничто на свете не может быть более правдивым.» Она замолчала, едва не задохнувшись. «И я сделаю все что угодно, лишь бы у вас был мир, в который вы когда-нибудь вернетесь.»

Она посмотрела вниз, мерцающая слеза была опасна близка к ее глазу, затем она вышла и закрыла дверь.

ГЛАВА 41

230.04.08 | 19:15

Томас быстро поужинал. На весь вечер у него была запланирована наблюдательная комната, и он не хотел терять ни минуты свободного времени. Это было самое доступное, из того что он мог сделать, чтобы быть с друзьями, по которым он так скучал. Он с жадностью проглотил последние куски пищи и бежал, пока не добрался до места.

Он сел, убедился, что все мониторы включены и работают. Быстро просмотрел элементы управления и различные перспективы на экранах.

Затем Томас наклонился вперед.

Он наблюдал.

Минхо и Ньют были партнерами сегодня, Бегунами в лабиринте. Он смотрел, как они вошли в Глейд через восточную дверь, направляясь к громадной черепахе здания, которое они превратили в своего рода картографическую комнату. Они попросили старомодную бумагу и карандаши, оставив сообщение в коробке после того, как она доставила свои еженедельные припасы, и их просьба была удовлетворена.

Они не остановились, пока не достигли угрожающей двери здания из бетонных блоков. У здания была запирающаяся рукоятка, похожая на ту, которую можно увидеть на подводной лодке – вот почему они выбрали его для хранения карт, которые они рисовали. Минхо вставил ключ, затем начал крутить колесо, до тех пор, пока что-то не щелкнуло и дверь не открылась. Они вдвоем вошли внутрь, первые Бегуны, вернувшиеся домой. За ними последовал жук-наблюдатель, и Томас переключил изображение и звук на главный дисплей.

Когда Минхо схватил для них листки бумаги, оба мальчика что-то бормотали себе под нос. Это звучало так, как будто они говорили: «Влево, влево, вправо, влево, вправо, вправо» и «скала с двумя кулаками, затем три правых» и «радужная трещина, влево, лысая плющевая точка, влево, вправо, вправо.» Они яростно писали на своих бумагах, записывая свои слова, пока не забыли.

«Фу!» Сказал Минхо, роняя карандаш; он вытянул руки над головой и зевнул. «Славная пробежка выдалась сегодня.»

«Не слишком убого,» пробормотал Ньют, усмехаясь про себя.

Затем они брали новые листы бумаги и начинали превращать свои слова в визуальную карту.

Алби в одиночестве сидел на скамейке у флагштока. Наступила ночь, и двери уже давно закрылись. Рядом с ним стояла пустая тарелка; крошки усеивали его рубашку. Его глаза были закрыты, тело совершенно неподвижно.

«Алби?» сказал кто-то, подходя к нему.

«ТСС!» Прошипел Алби. «Оставь меня одного. Я хочу послушать.»

«Ладно.» Но ребенок остался рядом, закрыв глаза, как Алби.

За пределами огромного ограждения их дома, стены лабиринта начали менять свое положение. Земля задрожала, и далекий грохот камня о камень наполнил воздух. На лице Алби появилось что-то похожее на улыбку.

«Гром,» прошептал он.

«Что?» спросил его посетитель.

«Гром. Я помню гром.»

По его щеке скатилась слеза. Он не стал ее вытирать.

Томас молча и угрюмо сидел в кресле, пока доктор Пейдж измеряла его жизненные показатели. Сегодня у него было полно занятий, и он боялся их с такой тяжестью, что ему хотелось плакать.

«Ты сегодня какой-то тихий,» сказала доктор.

«Мне это необходимо,» ответил он. «Пожалуйста. Сегодня мне нужно быть спокойным.»

Она прошептала свой ответ. «Хорошо.»

Томас представил себе, как его друзья занимаются своими делами в Глейде. Попытался представить, что они делают в эту самую секунду. И он подумал о том, о чем думал уже некоторое время: когда-нибудь он, вероятно, присоединится к ним, там. Это было бы правильно.

Доктор Пейдж воткнула в него иглу, и на этот раз он почувствовал это.

Томас продолжал жить своей странной, скучной, иногда душераздирающей, иногда возвышающей жизнью. Наблюдая за тем, как его друзья преодолевают трудности в Глейде и в лабиринте. Также наблюдая, как они процветают, упорно трудятся, чтобы сделать это место лучше. Были установлены правила, назначены рабочие места, выработан распорядок дня. Хомстед была в три раза больше, чем когда они там появились впервые, и Минхо был назначен Смотрителем Бегунов.

Все это и многое другое происходило по мере того, как дни превращались в недели и даже в месяцы. Тереза и Чак были его постоянными спутниками, и он любил, когда они были рядом. Они делали его жизнь сносной, иногда даже веселой. Но трудно быть слишком легкомысленным, когда место, в котором вы живете, постоянно напоминает вам о двух вещах: ваши друзья были в эксперименте, и этот эксперимент существовал, потому что ужасная,