Мути: Может быть, потому что я варвар? Русская музыка всегда была мне близка. А история Грозного меня зацепила сразу, как я первый раз посмотрел фильм. Эйзенштейн гениален. Я делал много записей русской музыки, но только не опер, ибо моя концепция в том, что для этого необходимо в совершенстве владеть языком.

Ирина: Вы ведь много исполняли Скрябина?

Мути: Я делал записи всех симфоний Скрябина. Но Скрябин – это нечто особенное, его невозможно ни с чем сопоставить. Некоторые сравнивают Вагнера, Шопена и Скрябина. Но Скрябин – это Скрябин. Он сам по себе. И, по всей видимости, я его чувствую. Пианист Трифонов однажды сказал мне: «Одна из самых дорогих моему сердцу вещей – это ваши записи симфоний Скрябина». Это означает, в моей природе что-то такое есть…

Но я не верю в национализм в музыке. Я всегда говорю, что если верить в национализм, то надо вернуть нам Верди, самого исполняемого оперного композитора в мире, и музыка вообще прекратится. Конечно, Тосканини хорошо исполнял Вагнера в Италии. И самому Вагнеру очень нравилось, как исполняли его оперы в Италии. Потому что он любил итальянский язык – самый музыкальный из языков. Как говорил Петер Штайн, а он ведь пруссак: «У вас, у итальянцев, есть этот дар, ваш язык, самый красивый язык». А Гилельс, например, был величайшим исполнителем французской музыки. Конечно, нужно быть погружённым в культуру. Например, я чувствую себя очень комфортно с венской музыкой, с Шубертом, Штраус мне близок. Но как это объяснить?

Ирина: Может быть, вам это передалось от Кляйбера, вы же были близкими друзьями?

Мути: Мы так прекрасно проводили время вместе. У него было потрясающее чувство юмора, а ему нравилось моё чувство юмора, хотя его гораздо изысканнее. Но мы были абсолютно разными людьми.

Ирина: Маэстро, огромное вам спасибо! Знаю, что вашим девизом являются слова Верди: «Лавора, лавора, лавора». Работать, работать, работать. И я от всей души желаю вам осуществления ваших идей и бесконечной энергии.

Мути: Спасибо вам большое. Надеюсь, скоро увидимся.

С некоторыми героями моих передач меня связывают длительные, даже дружеские отношения, а есть герои, с которыми я познакомилась только во время съемок. Так прямо съемочной площадке я встретилась с Аидой Гарифуллиной. Она сразу поразила меня своей простотой, искренностью, отсутствием звездности. Я увидела юное, чистое, удивительное создание. Красива, как тончайшей работы фарфоровая статуэтка! После этой встречи у нас сложились очень дружеские отношения с Аидой и с ее прелестной мамой.

Аида не перестает меня удивлять своей внимательностью, неизменной доброжелательностью к людям. Вот уж никогда ни одного плохого слова ни о ком! И это не дипломатия, это внутренняя убежденность! Немногие знают, что Аида – необыкновенный кулинар, из ее рук рождаются изысканнейшие блюда, она настоящий гурман! Как и во всем – она настоящая!

Март 2018 года

Ирина: Бывает так, что все сходится: молодость, талант, успех, красота… С нами Аида Гарифуллина.

Аида: Я даже покраснела. Спасибо.

Ирина: Мне хочется добавить еще один эпитет – бесстрашная. Вы на сцене с пяти лет. Наверняка, кроме побед бывали и неудачи, но, мне кажется, вы говорили себе: «в следующий раз сделаю лучше» и бесстрашно шли вперед.

Аида: Нет, это только кажется, что все проходит легко и бесследно. В душе у меня всегда много сомнений, так как я перфекционист. С одной стороны, мне это помогает. Какой-то внутренний голос меня всегда подстегивает, говорит, что я должна работать больше, где-то что-то улучшить, но, с другой стороны, мой перфекционизм мне мешает, потому что я слишком люблю держать всё под контролем. Конечно, это пришло с возрастом и с опытом. В пять лет я была просто маленькой девочкой, всё лежало на плечах мамы.

Моя мама дирижер с семнадцатилетним стажем. Когда родилась я, у нее не было тени сомнения, какую профессию должна выбрать дочка. Тем более девочка, которая в три года уже музицирует, с утра до вечера напевает какие-то мелодии: что-то у мамы на концерте услышала, где-то из мультфильма, из фильма, стихи читает… и вот, в три года мама уже начала изучать со мной песни.

Ирина: Вас назвали Аида в честь оперной героини?

Аида: В переводе с арабского Аида – награда. Родители очень хотели девочку. Поэтому, когда я появилась, для них это подарок судьбы был. У меня есть братик любимый, на десять лет младше. Но он Рэм, у него сильное мужское имя.

Ирина: А вы удивились, когда узнали, что есть опера с вашим именем – «Аида»?

Аида: Нет. Что такая опера существует, я узнала довольно рано, но, когда много позже прочитала либретто, поняла, что имя, как и героиня, очень сильное, и мне придется имя оправдывать своими поступками, тем более, если я хочу стать певицей. Аида известна во всем мире, и мне надо будет во всем мире доказывать, что я достойна этого имени.

Ирина: Когда вы почувствовали, что хотите быть певицей?

Аида: Всегда хотела. В пять лет я вышла на сцену на телевизионном конкурсе в Москве, стала лауреатом, и мне понравилось. Я стояла перед камерами и чувствовала себя комфортно. Это был первый знак для мамы, что ребенок создан для сцены. Тогда еще, конечно же, никаких мыслей об оперном пении не было. Просто музыкант, певица.

Ирина: На каком-нибудь инструменте играете?

Аида: Фортепиано, конечно, как всегда и у всех. Хотя до сих пор у меня с ним не особо сложились отношения, пианист из меня точно не вышел бы. Лучше всего получалось петь, вот на этом и остановились. Но я не сразу решила петь в опере. Опера – одно из самых сложных искусств. Опера и балет. Я не чувствовала в себе сил и уверенности, я не думала, что смогу быть оперной певицей. Кроме того, были, конечно же, и добрые люди, которые говорили: нет, оперная сцена – нет, как она может… Я пробовала себя в разных жанрах, пока не поняла, что хочу исполнять. И вот конкурс «Опералия» очень многое изменил в моей жизни.

Ирина: Конкурс «Опералия» стал поворотным пунктом в вашей жизни, но мы к нему еще вернемся. Давайте проследим тот путь, который вы прошли до этого конкурса.

Аида: Я всегда была очень послушным ребенком и прилежной ученицей, хорошо училась в школе, не была отличницей, но аккуратной всегда. У меня был расписан весь день. Кружки – рисование, танцы, естественно, музыка, вначале я пела в хоре, ходила с шести лет на балет, гордилась своей осанкой.

Ирина: Такая умница-красавица, да?

Аида: Не знаю насчет красавицы, я была гадким утенком и красавицей себя совсем не считала – у меня татарская семья, родители строгие, правила строгие. А в одиннадцать лет мама привела меня к профессору Казанской консерватории, и я начала заниматься академическим вокалом.

Через год меня пригласили на фестиваль «Одарённые дети Татарстана». Я пела в зале Чайковского в Москве с большим оркестром Ave Maria. Это был мой первый серьезный выход на классической сцене. Я очень волновалась, но мне понравилось.