Все 15 редакций Жития, а также многочисленные службы, краткие памяти, похвальные слова, летописные сказания о Невском герое достались XVIII в. в наследство от предшествующих столетий[431].

Изображение героя, каким был Александр Невский, имело в древнерусской литературе свою специфику.

Говорят, что у героя тысяча лиц. Одно дело герой в истории, другое дело — герой произведений литературы или фольклора. «Герой литературного произведения» — сравнительно поздний термин, появившийся в европейском литературоведении и критике с XVII в.

В эпоху античности и в период раннего Средневековья герои — это выдающиеся личности, защитники или помощники народа, полубожества или сверхлюди, вроде Гильгамеша или Геракла, явившиеся, чтобы спасти или облагодетельствовать человечество. Герои, по Гесиоду, родились в Век богов и героев, когда титаны боролись с богами. В древнейших записанных эпосах человечества («Гильгамеш», Ветхий Завет, «Илиада», «Одиссея», «Энеида») перед нами предстает целая вереница героев, людей огромной силы, неповторимого мужества, выдающихся качеств и способностей, отмеченных к тому же покровительством богов. Ахилл, Эант, Гектор, Одиссей, Эней, Александр Македонский — эталоны героев античности. В германском и славянском эпосах герой — более человек, нежели бог. Он выше законов обыденной жизни и живет ради славы на земле. Потому герой как бы приподнят над категориями земной морали, потому и прославление героя сочетается с попыткой его испытать или даже развенчать поражением на поле битвы. Так обстоит дело при изображении Беовульфа, Валтериуса, Роланда, былинных богатырей Руси Ильи Муромца, Добрыни Никитича, Алеши Поповича, князя Игоря Святославича из «Слова о полку Игореве». Все они, совершив подвиги, в конце концов гибнут, кроме князя Игоря. Последний спасается, так как он, по замыслу автора бессмертного «Слова», уповал на Богородицу, покровительницу Русской земли. Герои эпоса противостоят христианским святым, так как целью последних было лишь «подражание Христу».

Житие Александра Невского: XVI в. Рукопись Рижской Гребенщиковской старообрядческой общины. Ныне — в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) Российской Академии наук

В средневековой литературе изменяется облик эпических героев древности: гибельный изъян сводит на нет все их достоинства — отсутствие ведущих ко спасению христианских добродетелей. Потому и гибнут Беовульф, Бритнот, Роланд, больше верившие в доблесть и мужество, нежели во Христа. Их гибель — это гибель старого языческого мира с его политеизмом. На смену язычеству приходит христианство со своими особыми героями. Истинный герой средневековых литератур соединяет в себе тип старого эпического героя-воина и тип нового героя-святого. По логике вещей, святые — не герои, они лишь примеры или модели совершенной жизни или достойной смерти. Жизнь святого проявляется в чудесах, прижизненных и посмертных, в то время как жизнь героя — в земных делах. Поле битвы святого — духовная нива, а мотивация его поступков отнюдь не героическая, а христианская, в духе десяти заповедей[432]. В средневековых литературах было устранено обычное в послевергилиевой литературе противопоставление мудрости героев их силе. Во времена поздней античности и раннего Средневековья в литературы прочно вошел новый топос «fortitudo et sapientia», определивший дальнейшее развитие идеала героя. «Fortitudo» — сила и вооружение героя — принимало в позднесредневековых литературах метафорический вид: вооружение моральными и христианскими добродетелями. «Sapientia» — мудрость героя — принимала метафорический вид «подражания Христу».

Древнерусская литература отчасти заимствует тип своего героя из литератур византийской и древнеболгарской. Первые эпические герои литературы Древней Руси — святая княгиня Ольга, святые князья Владимир, Борис и Глеб, затем Владимир Мономах, Игорь Ольгович, святой Александр Невский, святой Довмонт-Тимофей, Даниил Галицкий. В этих героях было кое-что от прежнего эпического героя, былинного богатыря: сила, смелость, мужество, доблесть. Иногда в образ нового героя вплетались гиперболические черты. Он вырастал в богатыря-исполина, преграждающего путь врагам на Русскую землю, вычерпывающего реки шлемами своих воинов, мечущего огромные тяжести за облака, стреляющего по врагам в отдаленных землях. Такими предстают в произведениях древнерусской литературы Владимир Мономах, Ярослав Осмомысл, Всеволод Большое Гнездо. В целях полной обрисовки героев древнерусские книжники постоянно использовали топос «fortitudo et sapientia», но никогда не обращались к следующему топосу — «armas у letras». Древнерусская литература никогда не знала героя позднего европейского Средневековья, подобного воплощенному в поэмах Боярдо рыцарю Орландо, столь же благородному в любви, как и на поле битвы, воину-ученому, одинаково владевшему пером и мечом.

Древнерусские произведения о героях, принадлежавшие разным жанрам, прославляли их как добрых христиан, превеликих чудотворцев и преподобных. Вся земная деятельность героев, воинская и государственная, изображались не иначе как следствие их веры и внимания к ним Бога.

Все авторы многочисленных житий Александра Невского, пользуясь для типизации известными топосами,[433] не стремились изобразить этого князя таким, каким он был в жизни, а конструировали идеальный тип доброго христианина, Божьего угодника, преподобного, который верил во Христа и поэтому побеждал врагов Руси. Обращает на себя внимание иной, по сравнению с литературой Возрождения, принцип построения образа героя: восхождение к прототипу через деконкретизацию, диспропорциональность, итеративность, подобие. Потому автор Первой редакции Жития стремится изобразить не реального человека, а идеализированный тип, персонифицирующий некую отвлеченную идею Мира. Деконкретизация образа шла и за счет использования топосов, и путем приравнивания князя Александра Ярославича к общепризнанным героям минувшего: Иосифу Прекрасному, богатырю Самсону, императору Веспасиану, песнотворцу Давиду, царю Соломону, пророкам Моисею и Иисусу Навину. Это происходило потому, что древнерусский книжник разделял господствовавшие в средние века представления трансцендентальной эстетики, когда предметом искусства объявляется не доступный органам чувств человека быстро меняющийся реальный мир, а вечная и неизменная идея, открывающаяся лишь умственному взору. При этом художественный образ представлялся неким подобием этой идеи Мира и выглядел в глазах древнерусского человека большей реальностью, чем открытый его чувствам мир. Неудивительно поэтому, что венцом творчества художника было не стремление к реалистическому искусству, а создание новых ценностей, отражающих божественный смысл мироздания,[434] а в художественном восприятии древнерусского книжника образы действительности превращаются в символы, максимально близкие идее Мира. Потому-то князь Александр Ярославич — это не реальный человеческий характер, а средоточие идеальных качеств, которые проявляются в его деяниях — воинских подвигах и мудром княжении. Вот перечень качеств и достоинств князя словами Первой редакции его Жития: «Князь благъ: в странах — тих, уветливъ, кротокъ, и съмеренъ — по образу Божию есть, не внимая богатьства и не презря кровъ праведничю, сироте и вдовици въ правду судай, милостилюбець, благь домочьдцемь своимъ и вънешнимъ от странъ приходящимь кормитель»[435].

Помимо четырех главных добродетелей античных героев — 'ανδρεία (мужество), δικαιοσύνη (справедливость), σωφροσύνη (скромность), φρόνησις (мудрость),[436] —