Например, в то утро, когда разъяренная толпа ломилась в Запасной дворец, а с верхнего деревянного этажа несло гарью, мать ее пребывала в полуобморочном состоянии, а на лице дочери ни слезинки. Безусловно, ей стоило немалых трудов сохранять спокойствие, да и то скорее напускное, но как бы там ни было, а она стойко продержалась до самого конца.

Однако, учитывая, что вся эта заварушка длилась несколько часов, а наше путешествие затянется минимум на неделю, вполне вероятно, что в один из дней ей понадобится утешительное слово, так что священник может прийтись как нельзя кстати.

Взамен же я наделил Федора личным телохранителем, приставив к нему Васюка, который, даже не догуляв до конца предоставленного мною отпуска, досрочно явился на службу.

Руки ратника после чересчур близкого общения с дыбой еще не вошли в полную силу, но Петровна заявила, что это только вопрос времени, и все, потому беспокоиться нужды нет.

Зато касаемо ног...

Поначалу я его приставил к Годунову как спарринг-партнера, чтобы Васюк поделился с ним полученными от меня знаниями, как грамотно драться ногами, если того вдруг потребует возникшая ситуация.

Да и сейчас я назначил его в телохранители престолоблюстителя именно из-за этого умения. Кто знает – не исключено, что в экстремальной обстановке именно это мастерство, оказавшись неожиданным для врагов, сможет что-то изменить в пользу Федора.

Не то чтобы я боялся очередного подвоха со стороны Дмитрия, но если тот узнает о совершенной подмене Ксении, поди пойми, что взбредет в голову нашему «красному солнышку».

Потому я и потребовал от Васюка, чтобы он хранил молчание и не больно-то афишировал свое мастерство на людях. Хорошо, когда лишний козырь на руках, но иногда лучше, если он до поры до времени таится в рукаве, особенно если сам козырек так себе, не больно-то крупный.

Имущество самой Ксении Борисовны, которое она приготовила заранее, еще до своего «отъезда в монастырь», благодаря чуткому руководству моей ключницы тоже заняло немного места. Из общего обильного вороха Петровна помогла царевне отобрать только самое-самое необходимое в дороге, а потому все поместилось в три сундука.

Правда, были еще заготовки самой травницы, из коих именно в наш струг она рачительно прихватила чуть ли не половину, уверяя, что в дальнем пути бывает всякое, а иные травки надо сушить по месяцу и потому куда проще взять с собой, ежели вдруг...

Что она подразумевала под последним словом – не знаю, но, судя по количеству взятого, «вдруг» означало не иначе как некую повальную эпидемию, которая грозит обрушиться конкретно на наш струг, причем не одна.

Тем не менее место отыскалось для всего.

У Годунова иное.

Невзирая на то что основной скарб был отправлен намного раньше, набралось чуть ли не два десятка возов добра, которые рачительная Мария Григорьевна собрала еще до того, как узнала, что никуда не едет.

Тщетно мы с Федором втолковывали ей, что Запасной дворец по-прежнему остается за престолоблюстителем и ни к чему его столь тщательно подчищать.

Все было бесполезно. Царица продолжала неуклонно следовать принципу «Ни клочка врагу» и трудилась на совесть.

Правда, сейчас в связи с ее отсутствием ликвидировали уже половину – вещи царицы и большой ворох ее одежд был сразу извлечен обратно, да и из прочего выгрузили тоже изрядное количество, но десяток возов все равно остался.

Впрочем, все это нас не касалось – загрузкой руководил исключительно Чемоданов, в помощниках у которого трудился Еловик.

Бояре – их государь притащил с собой на церемонию расставания – смотрели на все косо. Особенно им не нравился вид двух коленопреклоненных перед будущим патриархом юношей. И чем больше эта парочка выражала друг другу свою приязнь, тем больше мрачнели бородатые лица «сенаторов».

Про их взгляды в мою сторону вообще умалчиваю. Там ненависть не скрывалась. Они чуть ли зубами не скрежетали, когда государь обратился ко мне и, указывая на Годунова, высокопарно произнес:

– Береги мою правую длань, князь Мак-Альпин, яко зеницу ока.

Я в ответ заверил Дмитрия, что и до того не щадил своей жизни ради Федора Борисовича, о чем государю хорошо ведомо, а уж ныне, после того как услышал такое повеление...

Правда, прозвучало это несколько двусмысленно, но царь проглотил намек и даже не поморщился.

Пока мой ученик прощался, я успел переброситься парой слов с Басмановым, который, блудливо ухмыляясь, уточнил, на каком из дощаников[43]плывет сестра Виринея.

Пришлось пояснить, что монахиня чересчур близко приняла к сердцу свой грех, запросилась в Новодевичий монастырь, и Федор Борисович решил удовлетворить ее желание, поручив сделать это мне.

Где она сейчас, я уточнять не стал, поскольку Резвана по-прежнему пребывала в Никитском монастыре и сразу возник бы вопрос, а зачем тогда князь Мак-Альпин собирается отплыть в противоположном от царевича направлении.

Вместо этого я наплел что-то насчет неблагоприятного первого впечатления, которое может произвести царевич, появившись в Костроме с монашкой в качестве любовницы, в связи с чем отсоветовал ее брать, и сумел-таки отвертеться.

А когда провожающие отъехали и все уже было готово к отплытию, неожиданно выяснилось, что Чемоданова нет.

Поиски результата не дали, и я уже заподозрил недоброе, как он нарисовался, сидя на еще одном подъезжающем к пристани возу и призывно махая нам шапкой.

Оказывается, старик не поленился проверить, все ли мы взяли, и в одной подклети обнаружил несколько тюков и сундуков, которые приготовили, но второпях забыли погрузить.

Пока он распоряжался, что, куда и как половчее сунуть, я заметил, с какой тоской мой ученик смотрит на стены Белого города, готовые растаять вдалеке, и, подойдя к нему, негромко напомнил:

– Мудрый не горюет о потерянном, об умершем и о прошлом. Тем он и отличается от глупца.

На что Годунов, слабо улыбнувшись, заметил:

– Я скорблю об ином, хотя, признаться, и обидно. Он остается там, – кивок на Кремль, – а я тут.

– Даже если драгоценность валяется под ногами, а простая деревяшка украшает голову, драгоценность останется драгоценностью, а дерево – деревом.

Сомневаюсь, чтобы это сильно вдохновило, но что еще я мог ему сказать?

Пообещать, что он вернется сюда и вновь усядется на отцовский престол? А если не сбудется?

После попытки отравления до меня стало доходить, что эффект стрекозы – штука весьма непредсказуемая даже сейчас, хотя времени прошло всего ничего.

Да, суд над Шуйскими вновь состоялся, и вроде бы с тем же приговором и тем же конечным результатом, хотя я и тут затруднялся сказать точно, ибо не знал наверняка, но кто поведает, как оно сложится в дальнейшем?