– Прошу, Владислав Александрович, – чекист открыл заднюю дверь «Волги». Невский сел в салон. Дверь тут же захлопнулась. Рэмбо огляделся, поочередно поймав взгляды двух находящихся в машине мужчин. Один сидел спереди и смотрел на Влада через зеркало заднего вида. Второй – рядом. Именно он заговорил первым:

– Для начала я представлюсь. Генерал-майор Варламов. Главное управление Госнаркоконтроля. Столица нашей Родины, город-герой Москва. А это, – генерал кивнул на сидящего спереди мужчину лет пятидесяти, похожего на средних размеров медведя, – мой коллега, полковник Басаргин. Из Управления собственной безопасности МВД. Тоже москвич.

– Видимо, по закону жанра я должен ответить, что мне невероятно приятно свести с вами знакомство, господа, – ухмыльнулся Рэмбо. – Только это будет враньем. – Влад помолчал, глядя в дверное стекло. Произнес устало: – Ладно, давайте без предисловий, ближе к телу. Что за спектакль?

– Ближе так ближе, – нахмурив лоб, кивнул Варламов. – Прежде всего хочу поблагодарить вас за гражданскую сознательность. Я имею в виду сообщение о транзите наркотиков через ваш терминал, которое вы сделали чуть больше часа назад. Хотя справедливости ради стоит отметить, что первопричины этого поступка мне известны. Вы уж простите за прямоту, но они обусловлены не столько искренним желанием помочь родному государству бороться с распространением этой заразы, сколько потребностью удовлетворить личные и очень опасные амбиции. Так сказать огнем и мечом. Ведь именно это безобразие с далеко идущими печальными последствиями вы собирались начать, ровно через сутки, используя свое влияние в криминальной среде города?

– С ума сойти! – Рэмбо нервно рассмеялся. Покачал головой. – Бред какой-то. Знаете, генерал, у меня такое ощущение, что я последние сутки нахожусь в коме. Или в дурацком реалити-шоу «За стеклом», где каждый жрущий попкорн прыщавый подросток и пьющий пиво с воблой жирдяй может следить по ящику за моей личной жизнью, за моими словами и поступками. С кем, в какой позе и сколько раз я ночью трахаюсь, как утром встаю, иду писать в туалет, принимаю душ, бреюсь, готовлю кофе. Как узнаю о гибели любимой женщины, как еду на стрелку с крышующим черномазых ублюдков мудаком, как решаюсь рвать в клочья всю эту нечисть, продающую дурь детям. Каждая тварь знает о каждом моем шаге, сразу же, как я его сделаю! Может быть объясните, что происходит?

– У Марка Бернеса есть хорошая песня, – полуобернувшись у Невскому, вступил в диалог полковник Басаргин. – «Я вам не скажу за всю Одессу, вся Одесса очень велика». У ученых-физиков, в свою очередь, есть понятие критической массы. Когда вещество достигает этого состояния, происходит ядерный взрыв. Я думаю, в данном случае имеет место и первое, и второе. Я прав, Даниил Петрович?

– Очень похоже, – согласился генерал Варламов. – Вы хотите объяснений, Невский? Пожалуйста. Буду с вами откровенен. Мы, я имею в виду Госнаркоконтроль и собственную безопасность МВД, ничего не знаем о ваших личных проблемах и отношениях с партнерами по бизнесу. Так же, как с друзьями, недругами, бывшими одноклассниками, соседями по поселку и членами семьи. У нас дру-гие задачи и цели. Вы пока что не наш клиент. Мы с Сергеем Игнатьевичем прибыли в северную столицу вчера днем, инкогнито, с особо секретной миссией. Даже, как видите, бойцов, взятых напрокат из ведомства старших братьев, аж из самой Москвы сюда привезли. Чтобы не допустить ни малейшей утечки информации и раньше времени не спугнуть фигурантов дела. Цель нашей командировки – пресечение самого крупного из ныне существующих каналов транзита тяжелых наркотиков из Афганистана через территорию Российской Федерации в страны Евросоюза. В каждой партии хлопка, проходящей через ваш терминал – приблизительно около полутонны героина. Операция разрабатывалась нами почти год. Так что, при всем уважении к вашей информации, о наличии наркотиков в контейнерах мы были осведомлены задолго до того, как они прибыли в порт. Так же, как и о причастности к транзиту героина сразу нескольких высокопоставленных сотрудников российской внешней разведки, таможни и, как ни печально, даже кое-кого из руководства местного управления Госнаркоконтроля. Все эти люди несли ответственность перед организаторами канала за сохранность товара во время транзита по территории Ленобласти и беспрепятственную погрузку на корабль до Гамбурга. Разумеется, они были взяты под самое плотное наблюдение, включая круглосуточную прослушку, как дистанционную, так и с помощью жучков. Некоторые из микрофонов удалось посадить прямо в одежду подозреваемых. Сегодня вечером все, от кого зависит беспрепятственный уход груза за рубеж, должны встретиться для обсуждения планов в одном из маленьких загородных мотелей, где их планируется брать. Одновременно с арестом груза в порту. Все шло, как по нотам. Но тут случилось неожиданное. На горизонте объявились вы, Невский! С утра пораньше. Позвонили Максу, запугали, забили стрелку его хозяину… Думаю, что в сложившихся обстоятельствах, когда мы с вами фактически находимся в одной лодке и на одной стороне, я могу сообщить вам кое-что про человека, известного вам как Бруно. Он – кадровый сотрудник российской внешней разведки. Ему не составило труда выяснить, кто такой Вася, рискнувший вызвать его на разбор. И почему вы ни с того ни с сего ополчились разом на всех наркоторговцев Санкт-Петербурга. Решили вспомнить бандитскую юность и объявить крестовый поход против распространителей дури. Ну, а получив таким образом вводные, мы дополнительно проверили вас уже по своим каналам. Узнали о трагедии на Садовой. В общем, нам ничего не оставалось делать, как изменить планы и вмешаться. Тем самым сильно осложнив дальнейший ход операции. Представляю, каких бы дров вы наломали, – вздохнул генерал Варламов. – Слава богу, теперь этого не произойдет. Не будет в Питере в ближайшие дни никаких массовых погромов, никаких расправ, никаких жертв, к которым вы были бы причастны. Этого добра у вас и так хватает – выше крыши. Лопатой не разгрести. Я прав, Владислав Александрович? Мы с полковником можем быть спокойны?..

Рэмбо не ответил. Лишь нервно дернул щекой, достал из кармана куртки трубку, мешочек с табаком и сосредоточился на раскуривании. Выходило не слишком быстро и аккуратно. Руки, что с Владом случалось крайне редко, предательски тряслись. А перед глазами, как мираж, стояло лицо улыбающегося сына, Егорки. Самого дорогого в мире человечка, который, не вмешайся вовремя москвичи, в эту самую минуту уже запросто мог стать наполовину сиротой. Ошибся Рэмбо. Бруно не блефовал. И спецназом не перестраховывался. Он действительно готов был или умереть на месте, одновременно с Невским, своими и его людьми, или заставить возмутителя спокойствия дрогнуть, поджать хвост и капитулировать, несолоно хлебавши.

– Не молчите, Невский, – подал голос Басаргин. – Мы ждем.

– Оставьте, полковник. По-моему все и так ясно, – сказал Варламов. – Владислав Александрович умный человек. Он благодарен нам за своевременную помощь в конфликте и, разумеется, признал свою ошибку. Будем считать, что в данной части инцидент исчерпан. Пойдем дальше. А именно – обсудим расстановку фигур на доске перед решающим сражением. Мне диспозиция видится следующим образом. По окончании обычных формальностей с выяснением личности, Бруно должен быть сразу отпущен. Без претензий. Ксива разведчика у него наверняка с собой, так что формальный повод есть. Он должен поверить, что явились мы сюда не по его душу и не в связи с наркотой. Что наша цель – исключительно господин Невский. За ним по линии ФСБ якобы водятся серьезные грешки, за которые пришло время отвечать. Думаю, Бруно купится. И на вечернюю встречу с подельниками он все-таки пожалует. Как думаете, Сергей Игнатьевич?