— А! Ну ладно, — растерянно ответила Тори.

— Но ты за ней присматривай, — посоветовал Кейд. — Она склонна незаметно набивать карманы. Ты просто следи, что она берет, и потом учти в счете.

— Но… — Взглянув на Рози, Тори увидела, как та сует в карман платья подставку для столового прибора. — О господи, — и она ринулась к Рози.

Кейд весело хмыкнул.

— Да, Рози ничуть не изменилась, — заметила Айрис.

— Нет, мэм, ни чуточки не изменилась. А как вы поживаете, миссис Муни?

— Чудесно. Да и ты, Кейд, выглядишь замечательно. Стал совсем самостоятельный. Как семья?

— В порядке, спасибо.

— Огорчилась, когда узнала о смерти твоего папы. Он был хороший. И интересный. А это редко сочетается в одном и том же человеке.

— Надеюсь, к вам это не относится. Отец всегда хорошо о вас отзывался.

— Он дал мне возможность достаточно зарабатывать на жизнь после смерти моего мужа, кормить детей. Я об этом всегда буду помнить. Ты похож на него. Взгляд тот же. Ты такой же справедливый и честный, каким он был, Кинкейд?

— Стараюсь. — И Кейд посмотрел на Рози, которая завела будильник, чтобы услышать, как он звонит, и поймал встревоженный взгляд Тори.

— У Тори дел сегодня по горло.

— Ничего, она справится. Она умеет делать дело. Иногда даже слишком хорошо.

— Но она всегда ершится, когда предлагаешь помощь.

— Да, она такая, — согласилась Айрис. — Но, с моей точки зрения, ты хочешь не только помогать ей. Мне кажется, у тебя еще кое-что на уме, и я хотела бы дать тебе кое-что, в чем нуждается каждый и что никто не желает брать.

— Вы хотите дать мне совет?

Она лучезарно улыбнулась:

— А ты умный мальчик. Я всегда тебя таким считала. Да, это совет. Маленький советик. Не тяни. Каждая женщина хоть раз в жизни желает потерять голову. А теперь дай мне эти хрупкие штуки, пока ты их еще не раскокал.

— Но она еще не вполне во мне уверена. Ей нужно время.

— Это она сама тебе сказала?

— Более или менее.

В ответ Айрис только округлила глаза.

— Мужчины! Неужели вы никогда не поймете, что женщина, когда так говорит, или действительно не заинтересована, или нерешительна, или уже обожглась раньше? Если бы ты для Тори не представлял интереса, она бы тебе это выложила сразу и напрямик. А назвать ее нерешительной язык не поворачивается. Значит, тут третья причина. Вон видишь того мужчину?

Кейд растерянно взглянул туда, где Сесил укладывал на тарелку печенье своими, похожими на два окорока, руками.

— Да, мэм.

— Если ты тоже обидишь мою девочку, я напущу на тебя этого медведя. Но так как я не думаю, что у тебя такое на уме, то предлагаю тебе доказать Тори обратное, что есть мужчины, которым можно доверять.

— Я как раз этим и занимаюсь.

— Но так как Тори пытается убедить себя, будто вы только друзья, то предлагаю тебе заниматься этим усерднее.

«Обмозгуй-ка это пожелание», — подумала Айрис и отошла в поисках потенциальных покупателей.

— Она прикарманила пять колец для салфеток.

В десять минут седьмого, заперев дверь и отослав Сесила в кладовую, Тори устало плюхнулась на стул возле прилавка и подняла вверх руки.

— Пять! Ну я понимаю, что можно взять четыре или полдюжины, но кому может понадобиться именно пять?

— Я не думаю, что она рассматривает их как комплект.

— Прибавь к этому две подставки для приборов, три серебряные пробки для винных бутылок и пару ложек для салата, и все это она сунула в карман, стоя рядом со мной во время нашего разговора. Положила их в карман, улыбнулась, сняла свои розовые пластмассовые бусы и надела мне на шею.

Тори в задумчивости потрогала бусы.

— Ты ей нравишься. Рози всегда делает подарки тем, кто ей нравится.

— И мне как-то неловко просить, чтобы она уплатила за все взятое. Ей ведь, наверное, ничего из этого не нужно. Господи, бабушка, ведь она истратила больше тысячи долларов. Больше тысячи, — повторила Тори и прижала руку к груди. — Я, наверное, от всего этого заболею.

— Нет, не заболеешь. И скоро будешь счастлива, если себе позволишь. А теперь я турну Сесила из кладовки, и мы уйдем, чтобы ты смогла дух перевести. Завтра приходи к Джей Ару. Мы очень давно не встречались за семейным обедом.

— Я приду, бабуль. Не знаю, как тебя благодарить, что ты потратила на меня целый день. Ты, наверное, устала.

— Да, ноги немного гудят. Мечтаю задрать их вверх, и чтобы Бутс подала мне стаканчик винца.

Айрис наклонилась и поцеловала Тори в щеку.

— Ты обязательно отпразднуй сегодня, слышишь?

Тори окончила записи, все убрала и заперла. «День прошел. И не просто, а успешно прошел», — рассеянно думала она по дороге домой. Она всем доказала, что вернулась, что это ее место и что она способна держать марку. Не просто выживать, но добиваться успеха.

Она не собирается сдаваться, она и не подумает сбежать. На этот раз она победит.

Повернув к дому, она вдруг увидела его таким, какой он был. А потом — каким стал. И увидела себя, прежнюю. И такой, какая она теперь.

Больше не сдерживаясь, Тори положила голову на руль и дала волю слезам.

…Она сидела на земле, изо всех сил стараясь не заплакать, однако слезы все равно текли. Она ободрала коленки, локоть и запястье, свалившись с велосипеда.

Она вовсе и не хочет научиться ездить на этом глупом велосипеде. Она просто ненавидит гадкий велосипед.

Гадкий велосипед лежал рядом, и у него еще издевательски вертелось колесо.

Она свернулась комочком, притянув голову к коленям. Ей недавно исполнилось шесть.

— Хоуп! Чего ты там делаешь?

Кейд едва не налетел на нее. Отец освободил его от обязанностей на весь остаток субботнего утра, и теперь его единственным желанием было как можно скорее оседлать велосипед и домчаться к болоту, где его поджидали Уэйд и Дуайт. А перед ним лежал его любимый трехскоростной друг и рядом свернулась калачиком младшая сестра. Он не знал, чего ему больше хотелось в ту минуту, наорать на нее или стенать над велосипедом.

— Ты ободрала краску. Черт возьми! — прошипел он наконец и выругался про себя. — Ты зачем берешь мой велосипед? У тебя есть свой собственный.

— Он детский. — Она подняла грязное лицо, все в подтеках: — Мама не позволяет папе снимать с него дополнительные колесики.

— И понятно почему.

Он поднял велосипед и смерил сестренку высокомерным взглядом.

— Иди домой, и пусть Лайла тебя умоет. И не смей касаться своими загребущими руками моих вещей.