Дмитрий. 1943 год

Дмитрий возвращался с фронта раньше срока. После тяжелой контузии и нескольких месяцев в госпитале его война закончилась. Можно было не рисковать, подождать, когда Макеевку освободят от фашистов. Ждать пришлось бы недолго, он знал это наверняка, но также наверняка он знал, что нужно спешить. Недоброе, с каждой минутой набирающее силы предчувствие заставило его позабыть об опасности, гнало через линию фронта в тыл врага.

Их дом был пуст. Настежь распахнутая дверь, давно не топленная печь, поломанные, разбросанные повсюду вещи, порванная Анюткина кофта… Сердце сжалось от боли. Дмитрии знал: на фронте страшно, но здесь, в тылу врага может быть страшнее в разы. Здесь остались его самые близкие люди. Он сам их оставил, когда ушел защищать родину от фашистов.

Дмитрий не пошел в деревню, чутье погнало его в графское поместье. Еще со времен Чуда нечисть любила селиться в его отчем доме: сначала красные, теперь немцы. Смеркалось, и это было ему на руку. Ночью проще осуществить задуманное, ночью он может превратиться в невидимку. Только бы погреб оказался не заперт…

По подземному переходу его гнала с каждым шагом усиливающаяся уверенность, что случилось что-то не просто страшное, а непоправимое, что он опоздал. Потайная дверца поддалась легко, бесшумно сдвинулась с петель. В кромешной темноте он скорее почувствовал, чем увидел метнувшуюся к нему тень. Поймал нападавшего за узкие запястья, повалил на земляной пол и только потом понял, что это Анютка…

Его дочь извивалась и шипела, как кошка, от нее пахло кровью и самогоном, одежда на ней была порвана.

— Анюта! — Дмитрий прижал девочку к себе, она укусила его за плечо, но он даже не почувствовал боли. — Анютка, это я, папа! Тише, тише… Я пришел, я заберу тебя отсюда.

— Ты пришел. — В темноте щеки коснулась влажная ладошка. — А зачем? — Она всхлипнула, узкие плечи под руками Дмитрия задрожали то ли от смеха, то ли от рыданий. — Они спрашивали про золото, а я не знала ничего… И дед ничего не знал… Деда убили сегодня… повесили на дереве, а меня заставили смотреть. Знаешь, — Анютка перешла на шепот, — он, наверное, и сейчас там висит, на дереве, между небом и землей… А я вот тут, под землей… Здесь ад… А ты зачем пришел?..

Он не знал, что ответить, слов не осталось. Ни слов, ни эмоций — ничего, кроме ослепляющей ярости.

— Анютка, доченька, мы уходим. — Он подхватил девочку на руки. — Я забираю тебя домой.

— И ад закончится? — Она доверчиво прижалась щекой к его груди.

— Закончится, я тебе обещаю.

Анютка уснула только после того, как он напоил ее гарь-травой. Свернулась калачиком под одеялом, затихла. Дмитрий посидел немного перед спящей дочерью и решительно вышел из дома. У него осталось еще одно нерешенное дело…

Дед висел на старой липе. Между небом и землей, как сказала Анютка… Дмитрий стиснул зубы, чтобы не зарычать от боли и ярости, перерезал веревку, подхватил мертвое тело, бережно положил под деревом.

— Я скоро вернусь, — сказал шепотом.

Дом казался вымершим, свет горел лишь в столовой. Дмитрий заглянул в окно.

Накрытый стол, за столом — немецкие офицеры, то ли смертельно пьяные, то ли мертвые. Распластавшаяся у камина женщина с растекающимся на белой рубахе кровавым пятном — Алена. Эта точно мертвая, окончательно и бесповоротно.

Дмитрий, не таясь, забрался внутрь, обошел стол, осмотрел уже начавшие остывать тела. Его кто-то опередил, кто-то убил эту погань раньше его. Но оставались еще солдаты.

В старой отцовской конюшне больше не стояли лошади, здесь была казарма. Внутри все спали, сквозь закрытую дверь Дмитрий слышал храп и мерное сопение. Тяжелый стальной брус бесшумно лег в пазы, заблокированная дверь чуть слышно скрипнула. От вспыхнувшей спички занялась подложенная под стены солома. Рыжее пламя лизнуло иссушенные солнцем бревна. Он плюнул себе под ноги, не оборачиваясь, направился в парк, взвалил на плечо тело деда.

— Мы уходим, — сказал непонятно кому.

Ответом ему стал рев набирающего силы огня.

Матвей маялся перед включенным ноутбуком, ожидая обещанные результаты экспертизы, когда зазвонил мобильный. И номер звонившего, и голос были ему знакомы.

— Парень, у меня к тебе разговор, — сипела трубка прокуренным баском следователя Васютина. — Если приедешь прямо сейчас, буду тебе премного благодарен.

— Это по поводу сегодняшнего задержания? — только и успел спросить Матвей до того, как в трубке послышались гудки отбоя.

— Старый черт! — выругался он.

Часы показывали девять вечера. Не самое подходящее время для встреч, но вдруг у Васютина что-то серьезное. Когда Матвей садился за руль своей машины, джипа Дэна не было на месте. Тоже куда-то отправился на ночь глядя? Надо бы позвонить. Ничего, он позвонит по дороге.

Телефон следователя молчал, так же как молчал и телефон Дэна, а в голову лезли всякие нехорошие мысли. Матвей уже собирался развернуть машину, чтобы ехать обратно в поместье, когда в свете фар вдруг возникла маленькая фигурка. Он ударил по тормозам, машина замерла всего в нескольких сантиметрах от мальчика.

Призрак Саши Шаповалова стоял посреди старой бетонной дороги, смотрел на Матвея исподлобья, в руках он держал что-то похожее на кожаный кисет.

— Извини, мне сейчас не до разговоров. — Матвей глянул на часы. — Уступи-ка дяде дорогу!

Мальчик не шелохнулся. Конечно, можно было проехать сквозь него — это же призрак! — но Матвей так и не смог заставить себя нажать на педаль газа. Вместо этого он с тяжелым вздохом выбрался из машины. Опыт общения с мертвыми подсказывал: если они чего-то от тебя хотят, просто так от них не отмахнешься.

— Ну, что тебе нужно, Саша? — спросил он, останавливаясь напротив мальчика.

Тот ничего не ответил, сыпанул из кисета какой-то серый порошок, взмахнул рукой, и земля у ног Матвея вспыхнула белым пламенем.

— Красиво, — сказал он, касаясь призрачного огня, прислушиваясь к слабому покалыванию в кончиках пальцев. — Все? Теперь я могу ехать?

Мальчик отрицательно мотнул головой, поманил Матвея за собой в лесную чащу. Идти в лес на ночь глядя не хотелось, в памяти еще были свежи воспоминания о волках, но что, если это важно?..

По лесу они шли пятнадцать минут, Матвей специально засек. Никакой видимой тропинки под ногами не было, приходилось с риском для здоровья пробираться через бурелом. К старой избушке мальчик вывел его, когда над лесом уже сгущались сумерки.

Просевшая дверь была не заперта. Она тихо скрипнула, впуская Матвея внутрь. В избе царило запустение, пахло сыростью и какими-то сухоцветами. Дом Лешака — вот что это за избушка! Мальчик взобрался на застеленный старыми одеялами полок, поманил Матвея за собой, привстал на цыпочки, высматривая что-то на печи.