– Похоже, тот, кто пытался утопить Амалию, выместил злобу на несчастном портрете, когда понял, что ему не удалось добиться своего, – сказал Полонский Саше.

– Возможно, – отозвался следователь, подумав. – Но Амалии Константиновне про портрет лучше ничего пока не говорить.

Полонский согласился, а Орест выдвинул предложение – для большей безопасности дежурить неподалеку от комнаты Амалии.

– На всякий случай, – пояснил князь, и глаза его при этом нехорошо блеснули.

Его предложение было одобрено, и наутро, выйдя из спальни, Амалия обнаружила в кресле графа Евгения, который при ее появлении вскочил с места.

– А я думала, вы, как всегда, уехали к Никите ночевать, – удивилась девушка.

– Нет, мы с князем засиделись за шахматами, – отважно солгал Полонский. – Поэтому я и решил остаться.

– Понятно. – Амалия сделала вид, что поверила ему. – Скажите, а того человека… его не обнаружили?

Евгений сразу же понял, кого она имеет в виду.

– Пока нет, Амалия Константиновна. Но мы его ищем.

Завтракала Амалия на террасе, вместе с Мусей Орловой. Амалии сразу же бросилось в глаза, что ее подруга чем-то удручена.

– Знаешь, – внезапно сказала Муся, – когда я впервые услышала, что тебя преследует какой-то безумец, я решила, будто ты это все выдумала. А теперь я знаю: ты говорила правду.

– Муся, – сердито отозвалась Амалия. – Ну зачем мне выдумывать такое?

Муся пожала плечами.

– Ну, к примеру, чтобы еще сильнее вскружить голову тому, кто и так от тебя без ума, – ответила она.

Амалия озадаченно сдвинула брови.

– Ты о ком? – спросила она.

– О Евгении, например, – вздохнула Муся.

– Евгений меня терпеть не может, – возразила Амалия.

– Это ты его терпеть не можешь, – парировала несносная барышня, – а он к тебе неравнодушен. Я же вижу!

Амалия вспомнила, что Полонский вчера вытащил ее из воды, а сегодня нес караул возле ее комнаты, и не нашлась с ответом.

– А что такое случилось, что ты мне все-таки поверила? – спросила она.

– Как, ты разве не слышала о моем портрете? – удивилась Муся. И вслед за этим выложила ей всю историю.

Амалия побледнела и отодвинула от себя тарелку.

– Ты почему не ешь? – спросила Муся. – Попробуй – очень вкусно!

– Что-то не хочется, – проговорила Амалия.

Значит, Зимородков прав, и они действительно имеют дело с сумасшедшим. Амалия поднялась с места.

– Ты куда? – встревожилась Муся.

– Мне надо поговорить с Сашей, – сказала Амалия. – Не беспокойся, я скоро вернусь.

Саша разговаривал с Архипом, дворецким Орловых. Завидев Амалию, следователь покраснел и вскочил с места.

– Что-нибудь новое появилось, Саша? – спросила Амалия.

Зимородков покачал головой.

– Я расспросил слуг, думал, может, кто-нибудь видел человека, входящего в беседку. Еще вчера утром Муся и ее отец любовались портретом и обсуждали, в какую раму его поместить. Потом заходил Митрофанов, проверил, хорошо ли засох лак, которым он покрывал картину. Все было в порядке. Значит, картина была изуродована уже после его ухода, однако слуги упорно утверждают, что в это время они никого возле беседки не видели.

Глаза Амалии сверкнули.

– То, что они никого не видели, еще не значит, что там никого не было! – не сдержавшись, выпалила она. – Или они просто-напросто лгут, покрывая кого-то!

Архип обиженно засопел:

– Ну, вы и скажете, барышня! Мы своим хозяевам больше сорока лет служим, а вы вот так сразу… Нехорошо, нехорошо!

Но Амалия, не слушая его, в бешенстве ударила ладонью по столу.

– Саша, так дальше не может продолжаться! Что мы ни делаем, он просачивается у нас между пальцев. Сначала отравленное молоко, потом змея, потом этот выстрел на охоте, вчерашнее происшествие на реке, изуродованный портрет… Он где-то близко, совсем близко! Отчего же мы его не видим? Ведь не может же он быть кудесником, в конце концов!

Она упала в кресло и прижала ладонь ко лбу. Ее губы дрожали. Саша глазами сделал Архипу знак уходить, и дворецкий исчез.

– Я знаю ровно столько же, сколько и вы, Амалия Константиновна, – устало промолвил Зимородков. – И я так же бессилен, как и вы. – Он вздохнул. – Вы правы, тысячу раз правы. Этот жестокий, безжалостный человек находится рядом с нами, мы знаем его, мы говорим с ним, мы улыбаемся ему, он дышит одним с нами воздухом, но он… он убийца.

– Но кто же он? – воскликнула Амалия в бешенстве. – Это не я, и не вы, и не Муся, потому что мы точно знаем, что стрелок был мужчиной. Это не может быть никто из тех, кто участвовал вчера в купании. Это не Евгений и не Орест, потому что вчера они вытаскивали меня из воды. И это не Емеля Верещагин, потому что он уже вернулся в Москву. Вот видите, подозреваемых остается не так уж много. Ну так кто? Алеша Ромашкин, который мухи не обидит? Никита Карелин? Гриша Гордеев? А может, Митя Озеров? Или художник Митрофанов? Что ему стоило самому испортить портрет, к примеру, а?

Саша тяжело вздохнул.

– Да, я тоже подумал, что он сам вполне мог изуродовать портрет, – признался следователь без особого энтузиазма в голосе. – Но у Митрофанова железное алиби на вчерашнее утро. Когда вы… словом, когда вас пытались утопить, он был в нашей церкви, делал наброски. Его там видели отец Григорий и еще полсотни человек, включая дьячка и мирового судью. Нет, Павел Семенович вне подозрений.

Амалия беспомощно пожала плечами.

– Чем глубже влезаем мы в с вами в это дело, тем яснее понимаем, что все, решительно все находятся вне подозрений, – с вызовом проговорила она. – Но как же тогда быть с человеком, который хочет меня убить?

– Мы его найдем, – твердо сказал Зимородков. – Ничего не бойтесь, Амалия Константиновна. Теперь, когда вас охраняют Орест, граф и ваш покорный слуга, можете забыть о своих страхах.

«А я не могу, – думала Амалия, идя обратно на террасу. – Не могу забыть».

На террасе она застала многочисленную компанию. Здесь были все: и Никита, и Алеша, и толстый Гриша, и Митя-литератор. Возле Амалии сразу же возникли ее телохранители: кавалергард и граф.

– Амалия Константиновна! – бросился к ней Митя. – Я слышал, вы вчера едва не утонули… Я так рад, что все обошлось!

Он долго и с чувством сжимал ее руку в своих потных ладонях. Амалии стоило большого труда высвободить ее.

Все было как обычно: шутки, смех, непринужденные разговоры, но Орест и Евгений держались настороже, и это не могло не бросаться в глаза. Потом играли в теннис, возмущались изувером, который испортил портрет Муси, и незаметно подступило время обеда. К обеду приехали доктор Телегин, который ничуть не удивился, застав Амалию на ногах, Дельфина Ренар, к которой теперь Амалия испытывала самые теплые чувства, и Изабелла Антоновна. Также из своей комнаты спустился художник. Он уверял, что еще несколько дней работы, и портрет будет выглядеть, как новенький. Орлов тепло поблагодарил его и завел с Никитой длинный скучный разговор о земских злоупотреблениях. И как раз когда он произнес: «Уму непостижимо, что делают такие люди на ответственных постах», это и произошло.