Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мимо проехал мусоровоз. Два мусорщика с голыми торсами стояли на подножке; один – вылитый Экшн-мен, другой – типичный игрок в дартс.
– А почему твоя мама от него не ушла? – спросила Эльф.
Дин скривился:
– Так ведь позору не оберешься. Если женщина с детьми бросает мужа, значит она сама виновата. Ну, так многие считают. А еще мама тревожилась за меня с Рэем. Боялась, что в одиночку не сумеет нас обеспечить, что мы будем ходить в обносках, перебиваться с хлеба на воду, что она не сможет вывозить нас на отдых. Вдобавок при разводе только главный добытчик в семье может позволить себе хорошего адвоката. Ну а потом все время теплится какая-то извращенная надежда, что этого больше не повторится, что все случилось в последний раз, что муж подобреет…
– Это не извращенная надежда, а извращенная логика, – сказала Эльф.
– Согласен. – Дин вышвырнул окурок в окно. – И очень распространенная.
– А твой отец так и живет в доме, где ты вырос?
– Жил… А год назад попал в аварию, по своей вине. И что ты думаешь? Сам он отделался парой царапин, а вторую машину, «мини», смяло в лепешку. Ее водитель теперь в инвалидном кресле, а его дочь потеряла глаз.
– Боже мой, какой ужас, – ахнула Эльф.
– Угу. Оно рано или поздно должно было случиться. Ну, он сел за руль пьяным, поэтому страховая компания отказала в выплате компенсации и дом пришлось продать. Сейчас у него муниципальная квартира. Его уволили с цементного завода, он был вынужден обратиться за пособием. Забавно получилось, конечно. Он ведь потому и запрещал мне заниматься музыкой, чтобы я его не позорил. Мол, все музыканты – нищеброды и бездельники, сидят на пособии. А потом его приятели-алкаши перестали выставлять ему выпивку, из пабов его просто выгоняли… тут я и подумал: «Если бы это был не Гарри Моффат, то было бы жалко человека… Но это же Гарри Моффат. Он сам всю эту муть заварил, вот пусть сам и расхлебывает…»
– А он хоть куда-нибудь обращался за помощью?
– Рэй говорит, что он начал посещать собрания Общества анонимных алкоголиков. Не знаю, что из этого получится. Мне трудно представить Гарри Моффата без его «Утренней звезды».
Вернулся Левон, сел в машину и утер лицо носовым платочком в горошек.
– Обалдеть. Помнится, когда я проталкивал в чарты Бастера Годвина, все решалось с помощью коробки конфет и пары комплиментов. А теперь собственного сына-первенца им подавай. – Левон вытащил из бардачка конверт, вложил в него пять фунтовых купюр. – Вот, откровенная взятка.
– А может, лучше отдать деньги мне? – спросил Дин. – И вообще, не проще ли нам самим скупить все экземпляры нашего сингла?
– Увы, горькая правда заключается в том, что пока о «Темной комнате» никто не знает, поэтому наш сингл никому не интересен. За две недели мы должны его раскрутить. А значит, будем делать все, что потребуется. В данном случае я должен дать взятку болвану-директору магазина грампластинок в Слау, чтобы он подправил цифры продаж в нужную сторону. Более того… – Он повернулся к Эльф. – Ты пойдешь со мной и будешь строить ему глазки. А ты, Дин, будешь кадрить продавщиц на подвядшие розы. Готовы? Что ж, снова ринемся, друзья…
– Питер Поуп, – представился директор магазина «Аллегро», шлепая пухлыми рыбьими губами и поглаживая руку Эльф. – К вашим услугам.
На стереопроигрывателе крутилась пластинка. Энгельберт Хампердинк пел «There Goes My Everything»[51].
– Добро пожаловать в мою штаб-квартиру, так сказать.
Эльф высвободила руку:
– У вас великолепный магазин.
– А еще у нас филиалы в Мейденхеде и Стейнсе. По субботам торговля идет очень бойко. Верно, девушки?
– Совершенно верно, мистер Поуп, – хором отозвались две продавщицы, обе ровесницы Эльф, только с ногами подлиннее и с фигурами постройнее.
– Ммммм-р-р, – промурлыкал Питер Поуп. – У нас шесть кабинок для прослушивания. Шесть. А у наших конкурентов, рядом с вокзалом, всего три.
– В Слау и его окрестностях «Аллегро» – единственный музыкальный магазин с достойной репутацией, – заявил Левон. – Не желаете ли закурить, мистер Поуп?
Мистер Поуп взял предложенную пачку и спрятал ее в карман.
– У нас очень широкий ассортимент – от Эллингтона до Элвиса, от Элвиса до Элгара. Верно, девушки?
– Совершенно верно, мистер Поуп, – подтвердили продавщицы.
– Познакомьтесь, это Бекки-блондиночка и Бекки-брюнеточка, – сказал Питер Поуп. – Девушки, это мисс Эльф Холлоуэй – самый что ни на есть настоящий английский соловей.
– Приятно познакомиться, – сказала Эльф.
Улыбка Бекки-блондиночки говорила: «Ну, это мы еще посмотрим».
Улыбка Бекки-брюнеточки говорила: «Что с того, что ты в группе и что у вас вышел сингл? Вот сейчас ты просишь нас об одолжении».
– А это вам от «Утопия-авеню», – сказал Дин, вручая Ребеккам по букету.
– Надо же, дюжина алых роз, – сказала Бекки-брюнеточка.
– И что же мы скажем нашим парням? – заволновалась Бекки-блондиночка.
– Что они самые везучие парни во всем Слау, Мейденхеде и Стейнсе, – ответил Дин.
Эльф чуть не стошнило от пошлой лести, но две Бекки переглянулись, как строгие судьи, невольно восхищенные ответом.
– Девушки, вас учет заждался, – заявил Питер Поуп.
– Да-да, мистер Поуп, – ответили они и ушли в подсобку.
Директор магазина повернулся к Левону:
– Итак, мистер Фрэнклин, где мой dolce per niente?[52]
Левон передал ему конверт с деньгами, который исчез в пиджаке мистера Поупа.
– Мисс Холлоуэй, у меня есть ваш альбом – «Ясень, дуб и терн». И он, и вы – восхитительные, совершенные творения!
Эльф старательно изобразила польщенную улыбку:
– Спасибо, мистер Поуп.
– А в моем кабинете стоит пианино. – Директор обратил глаза к двери. – Было время, когда в «Аллегро» продавали и музыкальные инструменты.
– Правда? – спросила Эльф. – А почему перестали?
– Эту часть бизнеса подло умыкнул мой брат… – Питер Поуп втянул щеки. – Да-да, ваши уши вас не обманывают.
– Как-то это не по-братски, – сказал Левон.
– Я игнорирую и коварного предателя, и его привокзальный свинарник, который он гордо именует музыкальным магазином. Нет, лучшая месть – это успех предприятия. Ах, мисс Холлоуэй, раз уж так случилось, что в моем заведении оказались и вы, и пианино, не соблаговолите ли сыграть? Так сказать, приватное выступление. Для меня лично.