Майор Никитин отпустил педаль и прокричал:

— Привет от Гастелло!

Машина рванулась вперед, как пришпоренный жеребец. Он слегка повернул руль, и его внедорожник ударил в бок «Хаммеру» Лонгмана. Оттуда грохнул выстрел, но пуля прошла мимо.

От удара автомобиль Никитина тряхнуло, но он удержался на дороге, тогда как «Хаммер» с американцем, громыхая, словно гигантская жестянка с металлическим хламом, завалился набок.

Майор затормозил. Вышел из машины, взял в правую руку пистолет и глянул вниз. Вплотную к перевернутому автомобилю лежала фигура водителя. Она была видна лишь до пояса, все остальное находилось под тяжелым корпусом. Рядом копошилась фигура того, который стрелял в Никитина из окна. Нос у американца был разбит, вся нижняя часть лица окровавлена, как будто он зачем-то намалевал себе красную бороду.

Не сводя глаз с его рук и держа собственный пистолет наготове, Никитин стал спускаться вниз.

— Не бойся, — сказал американец на чистейшем русском языке. — Патроны рассыпались, а магазин потерялся, пока мы кувыркались. Я без оружия.

— Вставай и иди сюда, — приказал Никитин.

— Лучше ты иди сюда. У меня кое-что для тебя есть.

— Тебя как зовут?

— Карл. Карл Лонгман.

— Так вот, Карл Лонгман, — отчеканил Никитин, — когда тебе приказывает российский офицер, делай что тебе говорят, а не торгуйся. Меня это нервирует.

— Я не торгуюсь, — поспешно проговорил американец. — Точнее, да… торгуюсь. — Он издал нервный смешок. — В машине кейс, набитый упаковками долларов. Бери его, а меня отпусти.

— Заткнулся. Встал. Пошел наверх. Точка.

Услышав тон, которым это было произнесено, Лонгман подчинился и, прихрамывая, стал карабкаться по склону. В голове у него было пусто, как будто все мозги вылетели оттуда, когда он катился с холма.

Заложники, выведенные из тесной затхлой пещеры, вели себя так, словно вдыхали не чистый горный воздух, а некий опьяняющий газ, от которого одни рыдали, другие смеялись, третьи погружались в подобие транса, никак не реагируя на происходящее.

Тем, кто нуждался в медицинской помощи, оказывали ее бойцы «Осы» и «Набата», поскольку военврач Матросов был занят ранеными. Для них соорудили носилки, в которые просунули жерди.

— Моих заберешь? — спросил Никитин у Андреева, кивая на раненого Чебака и убитого Селезнева, заботливо уложенных в тени. — Я дам тебе пару человек, которые проводят вас до аэродрома.

Они сидели на корточках на самом солнцепеке, совершенно не замечая жары. Андреев курил мятую сигарету, делая короткие быстрые затяжки. Никитин меланхолично грыз сухой стебелек. Друг на друга почему-то старались не смотреть. Так случается между людьми, проникшимися внезапной взаимной симпатией, но не желающими проявлять свои чувства. Никитин все больше поглядывал на высокое голубое небо. Андреев предпочитал смотреть на каменистую почву, хотя ничего интересного там не наблюдалось.

— Раненых на джипе отвезем, — сказал он. — На том, в котором ты мистера Лонгмана привез. Спасибо тебе.

— Ты меня уже в шестой раз благодаришь. Не надоело?

— Нет, майор. Ты очень важное дело сделал.

— Ну, сделал так сделал, — поморщился Никитин. — Памятник мне теперь поставить, что ли?

Андреев перевел взгляд на перевязанную руку командира «Набата» и проговорил:

— Тебе не на постамент, тебе в госпиталь надо.

— Пустяки. Царапина. Заживет как на собаке. — Желая поскорее сменить тему, Никитин напомнил: — По пути на летное поле не забудь перевернутый «Хаммер» обыскать. Твой американец божился, что там чемодан с долларами лежит.

— Что ты сказал? — уставился на него Андреев.

— Что слышал.

— И ты его не взял?

— Мне пленника охранять надо было, — пояснил Никитин. — Может, он специально баксы выдумал, чтобы меня подловить, когда я в ловушку сунусь. Хотя… похоже на правду. Ведь со всей этой ордой наличными расплачиваться нужно было.

Он посмотрел в сторону убитых талибов, которых стащили в ложбину и там свалили кучей, чтобы наспех забросать камнями. Прятать их не имело смысла. Жители кишлака наверняка украдкой следили за боем и должны были явиться сюда, чтобы обыскать трупы. Жизнь в горах трудна и сурова. Тут и пластмассовая зажигалка — настоящее богатство, не говоря уже об оружии и гранатах.

— Трофейные автоматы не заберешь? — спросил Никитин.

— А ты как думаешь? — усмехнулся Андреев.

— Думаю, у тебя инструкция оставлять чужое оружие на месте.

— Правильно думаешь. В этой стране сейчас заправляют земляки мистера Лонгмана. Зачем облегчать им жизнь? Когда мы в Афганистан пришли, они всех вооружали до зубов. Пусть теперь пожинают.

— Думаешь, я против?

Андреев заглянул в глаза Никитину и улыбнулся:

— Думаю, нет.

Они немного помолчали, не зная, что еще сказать друг другу. В принципе, говорить было нечего. Оба сделали все, что могли, а красноречием они не отличались.

— Пойдем, — сказал Никитин, поднимаясь с корточек. — Нам еще место подходящее искать, чтобы затаиться до темноты.

— Удачи. — Андреев крепко пожал его пятерню. — И еще раз спасибо.

— В седьмой раз, — заметил Никитин.

— А это от имени всей боевой группы, — усмехнулся Андреев и неожиданно тут же помрачнел.

— У меня тоже теперь состав неполный, — поняв, вздохнул Никитин. — Такие ребята…

— Лучшие всегда первыми гибнут.

Это была неправда, но почему-то принято говорить так, вот Андреев и сказал. Ничего не ответив на это, Никитин сделал несколько шагов в сторону своих бойцов и только потом обернулся:

— Совсем забыл, за тобой должок. С тебя поляна.

— Без вопросов, — откликнулся Андреев, и улыбка вернулась на его лицо. — Когда и где?

— А вот этого никто не знает, — махнул рукой Никитин. — Если свидимся. — С этими словами он снова отвернулся и зашагал прочь.

— А если нет?

Окрик Андреева не заставил его остановиться. Не оборачиваясь, он бросил через плечо:

— Тогда сам за наше здоровье выпей. И за упокой души тех, кому больше не пить.

Вот и все прощание. Не обещавшее встречу впереди.

Связавшись по рации с Комаровским, Андреев бегло доложил о результатах штурма. Пассажиры «Боинга», среди которых не было ни одного русского, не понимали ни единого слова из их разговора, однако зачем-то прислушивались и смотрели на майора с тем почтительным уважением, которое всегда испытывают к своему спасителю спасенные.

Слушали доклад также мулла Джамхад и Карл Лонгман. С руками, стянутыми за спиной специальными пластиковыми ремешками, они лежали на боку, лишенные возможности видеть друг друга. Их охранял Соболев. Ему страстно хотелось попинать в зад одного и второго, поэтому всякий раз, когда желание становилось непреодолимым, он начинал прохаживаться, что-то бормоча себе под нос и часто сплевывая.